Жасминовые ночи
Шрифт:
Он замер в изнеможении. Хватит… хватит думать… даже это небольшое усилие вызвало в нем желание отдохнуть, погрузиться в дремотное состояние, когда в голове блуждают приятные, туманные мысли и образы – мысли о Сабе и ее песнях, о ферме Вудли, собаке на лугу с лютиками, о реке Уай. Пока он спал, моросил дождь, и парашютный шелк лег на его ребра будто вторая кожа.
Когда через какое-то время он проснулся, жаркий и дрожащий, небо было затянуто тучами, и невозможно было понять, который час.
– Ничего не изменилось, – произнес он вслух и сам удивился, какой
Глава 39
– Саба! – Она открыла глаза и увидела Клива. – Слава богу! – пробормотал он и заплакал.
Раздувая ноздри, он рассказал ей о деревьях, которые сломала летевшая под откос машина. Сказал, что ей повезло, ужасно, ужасно повезло, и теперь все страшное позади. Она жива, она в безопасности. Когда они с Фелипе не вернулись с концерта, он поехал за ними и увидел аварию.
– Фелипе! – Она в панике посмотрела на Клива.
– Потом, – сказал он. – Потом я все тебе расскажу – прежде надо отсюда выбраться.
Ей пришлось сесть, превозмогая боль, потом встать на ноги, которые гнулись под ней, как пластилиновые, и брести вверх по глинистому склону к дороге. Клив закатал штанины, обнажив белые, костлявые ноги; его льняной костюм был испачкан ее кровью. Кое-как, с трудом, он выволок ее на дорогу, посадил на заднее сиденье и помчался на предельной скорости в Стамбул. Она сидела, прижавшись лбом к стеклу, и смотрела на мелькавшие верхушки деревьев. Боль рождалась в ее голове и растекалась густым маслом по всему телу…
Проснулась Саба уже в ярко освещенной комнате с белыми стенами. Рядом с ней сидел Клив. Доктор-англичанин сказал, что она очень-очень везучая девушка. Он направил ей в глаза луч света, потом сделал укол в руку. Она заснула.
Когда она летела в самолете, ей казалось, будто у нее в животе живет большой, шумный кит. Голова болела еще сильнее. Рядом с ней сидела женщина в белой одежде и обтирала ей лоб прохладной фланелью, и это было приятно. Пахло деттолом.
Наконец-то после всех мытарств ее уложили в постель, мягкую и приятную. Долгожданный сладкий сон и мелькание странных образов – какие-то подводные путешествия с приятной музыкой. Ей было хорошо и спокойно…
Найдешь ли, жаворонок, мне,что потерял когда-то?Ведь сердце пешее моетобой крылато.Прошу, найди… [143]Она летала с этой песенкой, когда пришла сиделка.
– Саба.
– Нет!
– Саба, мисс Таркан. Давай-давай, просыпайся.
– Нет-нет-нет-нет, тут безопасно и приятно. – Кто-то осторожно хлопал ее по щекам, а ей хотелось остаться на океанской кровати, плавающей по золотистым волнам.
143
Слова
Скрип двери. Стук каблуков. Нет-нет-нет! Я не хочу просыпаться! Тут приятно. Я колышусь на волнах как поплавок, как лодочка.
Время… идет… Ох! Она ударилась головой о большой камень и снова заснула. Мелькание белых огней, огромный паук… ох, ох, ох, как больно открывать глаза.
– Саба. – Уходи, уходи… Ее упорно хлопают по щекам. – Саба, Саба, это я… это я…
Когда она открыла глаза, возле нее на койке сидела Арлетта. Сабу стошнило, и она опять погрузилась в сон.
На следующий день Арлетта пришла снова. С букетом слегка подвядших роз. Она села к Сабе и заплакала.
– Саба, слава богу, слава богу. Что с тобой случилось?
Саба потрогала бинты на голове. Собственная рука казалась ей чужой, деревянной.
– Кто-то ударил меня по голове.
– Ну, это и так видно по повязке, – возразила Арлетта, и подруги чуточку улыбнулись.
– Где я?
– В госпитале, дорогая, в англо-американском военном госпитале. Ты спала и спала – просто чемпионка мира по сну.
От Арлетты очень приятно пахло розами и лимоном, и она просто рассыпала во все стороны электрические искры; на ней было бриллиантово-голубое платье, а волосы сияли так ослепительно, что больно глазам. Саба протянула ей руку, и поцелуи подруги оставили на ней россыпь ярко-красных крылышек.
– Тише-тише, не разговаривай. Я тайком пробралась сюда. Меня выгонят, если увидят. – Арлетта вынула платочек и высморкалась. – Ах, милая моя, как хорошо. Я думала, что мы… Я так беспокоилась… Ох, какая я идиотка!
Шаги по линолеуму, громкий возглас – о-о! – сердито сообщил, что больная еще слишком слабая, потом что-то про часы посещения. От такого взрыва звуков у Сабы съежился мозг. «Нет, не уходи… помоги мне…» Но когда она проснулась, рядом никого не было, и она снова плыла по длинной, тенистой реке. У нее набухло от воды сердце, а позвоночник, шея и голова болели, глухо и постоянно; ее пугали тени на реке. А она все плавала, пытаясь добраться до залитой солнцем отмели, где резвились яркие рыбки… Но тени все сгущались, сгущались, сгущались…
В середине ночи, когда спал Каир и когда в госпитале тоже все затихло, ее разбудила ночная бабочка, бившаяся об абажур лампы, горевшей возле ее койки. Саба села. Ее удивила спартанская палата с гладкими полированными стенами. В углу палаты стояло деревянное детское инвалидное кресло на колесах, на нем вязаный слоненок.
Саба огляделась по сторонам. Внезапно ей стало страшно; сердце учащенно застучало.
– Где Дом? – спросила она и дернула за красный шнур, висевший над кроватью. – Где Дом? – снова спросила она у вошедшей ночной сиделки.