Жатва душ. Несущий свет
Шрифт:
Перезарядка: 2 патрона вручную (2,4 секунды).
Скорострельность: 30 выстрелов в минуту.
Оружие было обычным, что значило, что и его, наверное, можно будет как-то модифицировать. Но как, думать было не время и не место.
Я подошел к Карине. При этом я не выпускал из поля зрения Лизу, которая продолжала пятиться.
Сев на корточки, я тронул бывшую за плечо — она вздрогнула, повернула голову.
Ни
— Покажи рану, — хрипнул я.
Она приоткрыла рот и широко распахнула прекрасные черные глаза, в которые я так был влюблен совсем недавно. А сейчас… Ничего. Пустота. Отвращение. Как будто пришел к разлагающемуся трупу своей мертворожденной любви.
— Я помочь хочу.
Карина перевернулась на спину. Лиза метрах в пяти от меня встала и крикнула:
— Девушка, ни в коем случае не выпрямляйте ноги! Согните в коленях, расслабьте пресс. Вас тоже касается, Денис, я разбираюсь в медицине. Позвольте посмотреть.
Пока она приближалась к нам, до меня дошло, что я и сам могу выяснить узнать самочувствие бывшей из ее профиля. Активность Карины была, почти как у здоровой: 86%. Значит, дробинка прошла навылет, не повредив внутренние органы. У кишок есть удивительное свойство: они скукоживаются и уклоняются от травмирующих предметов, как Нео — от пули. Потому большинство ножевых ранений в живот не смертельны и не требуют серьезных операций.
— Кариш, ты будешь жить, — сказал я, смягчившись. Все-таки она пыталась меня защитить. — Рана не смертельная… — Увидев на расстоянии руки Лизу, жестом остановил ее и рявкнул: — Стоять! Только попробуй!
— Не буду, — пообещала она. — Тем более, именно тебе я ничего не могу сделать. Остальным — не буду. Потом объясню. А сейчас отойди и дай заняться ее раной.
Лиза села на корточки возле моей бывшей, осмотрела входное отверстие, которое было на боку справа, осмотрела Каринино лицо, пощупала пульс и вынесла вердикт:
— Ничего страшного не вижу. Рану нужно обработать, но повреждений внутренних органов нет. Боль ведь терпимая, да? Только при движении?
Карина прислушалась к своим ощущениям и кивнула.
— Вроде да… — Вскинув взгляд, спросила с укоризной: — Денис, ты зачем так меня напугал? Я думала, ты правда меня хочешь убить.
— Хочу, — кивнул я, поднимаясь. — В тот момент… я был чуть не в себе, и сейчас все в порядке, но я по-прежнему хочу тебя прибить. И не хочу видеть. Но выхода, у меня, похоже нет.
Только сейчас я ощутил, что правое запястье буквально отваливается — не рассчитал силу, когда бил Кукушкина. Мало того, оно начало отекать. Силы тоже меня покинули — такое побочное действие «Ярости». Потому я просто уселся на песок, думая, что делать дальше, но сознание было как в тумане.
Потому важное до меня дошло не сразу. А
— Как далеко до лагеря? — спросил я. — Могли услышать выстрелы?
Лиза повернулась туда, где он находился, задумалась.
— Вряд ли. А до лагеря километра два где-то.
Ага, переживать не стоит, не услышат, вон, как море рокочет. Скоро стемнеет, а все добывающие группы, очевидно, должны вернуться засветло. Так что минимум через полчаса Папаша спохватится, что его людей нет — время у меня имеется.
К лагерю Папаши я шел, чтобы узнать, как там обстоят дела. Сколько у него рабов, сколько надсмотрщиков, есть ли грузовики, кто до какого уровня прокачался, где ограждение, какое оно и есть ли там слабые места… Расположение зданий я помнил.
Но теперь я чумной, на мне две женщины, одна — вор уровней. Она не какой-то претендент и даже не коллега-чистильщик, она что-то другое. Странное, а потому важное. Ее нужно исследовать вдоль и поперек, да не в том смысле, а… Черт, и ведь силой не вытащишь из нее инфу, так что действительно придется ласково и нежно, привязывая к себе симпатией и взаимовыручкой.
А вот вторая… та, на которую глаза бы не глядели.
Короче говоря, вылазка закончилась совсем не так, как мне хотелось бы. И задерживаться тоже нет смысла, ибо скоро ночь.
Так что вопрос номер один: что делать с женщинами? Тащить на электростанцию не хочется ни одну, ни другую, потому что с ними я бы точно в разведку не пошел, пусть цивилизованный человек во мне и вопил, что нельзя их бросать. Да только где та цивилизация теперь? Вот именно. Следовать тем правилам — идиотизм. Но человеком остаться хотелось.
Карина многократно доказала, что для нее нет ничего святого, и когда речь идет о выгоде, она может пожертвовать мужем, подругой, да чем угодно.
Старый Рокот во мне подумал: «А может, все-таки люди меняются? Вдруг, попытавшись выгодно устроиться, она дважды обожглась, и сделала выводы, что нужно держаться тех, кто более человечен? Все-таки несколько минут назад она жизнью готова была пожертвовать, отводя от меня опасность». Но я лишь криво усмехнулся. Этот старый я всегда был готов давать второй, третий и десятый шанс, лишь бы не конфликтовать.
Ну и Лиза… Ломехуза в человеческом муравейнике. Манипулятор, чудовище под милой маской… Которая тоже предпочла открыть себя, чтобы помочь мне. Видимо, так их в лагере допекли, что теперь они готовы на все.
— Не бросай меня, — протараторила Карина, все так же зажимая ранку в боку. — Я понимаю, что оправдания мне нет. Ты не простишь и правильно сделаешь, я бы тоже не простила, но я и не прошу… и не прошусь к тебе… на правах жены или подруги. Я буду работать, помогать и пригожусь. Я многому научилась и поняла, как мало осталось людей. Одни животные. — Бывшая передернула плечами. — И если предстоит мне сдохнуть, то человеком, а не… подстилкой.