Жатва скорби
Шрифт:
Тем не менее, отрицали горячо и решительно.
В газетах критиковали «клеветников», которые вдруг появились в иностранной прессе. «Правда» обвинила (20 июля 1933 года) австрийскую «Рейхпост» в том, что «заявление о голодной смерти миллионов советских граждан на Волге, Украине и Северном Кавказе является вульгарной клеветой, грязным наветом, который сварганили в редакции „Рейхпост“, чтобы переключить внимание своих рабочих с их собственного тяжелого и безнадежного положения на проблемы голода в СССР». Председатель ВЦИКа Калинин говорил о «политических мошенниках, предлагающих помощь голодающей Украине», добавив, что «только самые загнивающие классы способны создавать такие циничные измышления.»[ 9 ] Когда о голоде широко заговорили в США и конгрессмен из Коннектикута Герман Копельман официально обратился с этим вопросом к советским властям, он получил следующий ответ от наркома иностранных дел Литвинова:
9
«Правда» от 19 декабря 1933.
«Я только
Советское посольство в Вашингтоне тоже заявило, что за период пятилетнего плана население Украины возрастало на два процента в год и что коэффициент смертности здесь самый низкий из всех советских республик![ 11 ]
10
Письмо, датированное 3 января 1934, приведено в стенограммах Конгресса, т. 80, с.2110.
11
Цитируется по: «Голод на Украине». Нью-Йорк, 1934, с.7.
С этого времени и стали прибегать к прямому и грубому извращению фактов. Так, 26 февраля 1935 года «Известия» опубликовали интервью с американским корреспондентом Линдсеем М. Пэрротом из «Интернейшнл ньюс сервис». В этом интервью с его слов сообщалось, что он видел хорошо организованные хозяйства и изобилие хлеба на Украине и в Поволжье. Пэррот объяснил своему издателю, а также в американском посольстве, что его умело исказили; он просто сказал советскому корреспонденту «Известий», что не видел в своей поездке, происходившей в 1934 году, «голодной ситуации» и что положение в сельском хозяйстве, как ему показалось, начало улучшаться. Все остальное изобрели «Известия.»[ 12 ]
12
Депеша посольства США, №902, 26 сентября 1935.
Основные методы фальсификации носили более широкий и более традиционный характер.
Американский журналист, работавший в Москве, рассказывает об одной из таких фальшивок периода раскулачивания:
«Чтобы успокоить американское общественное мнение, специальная комиссия из Америки была послана в район лесоповала. Она, конечно, правдиво установила, что не видела там никакого принудительного труда. Никого во всей иностранной колонии это так не позабавило, как самих членов комиссии. Ими были: торговец американским оборудованием, давно живущий в Москве и зависящий от хорошего расположения властей к его бизнесу, молодой американский репортер без постоянного места работы и потому посланный в СССР с согласия советского правительства, и постоянный секретарь Американо-Российской Торговой Палаты, платный служащий этой организации, функция которого состояла в поддержании добросердечных отношений с советскими властями.
Я знал всех троих очень близко и не выдам никакого секрета, если скажу, что каждый из них был так же глубоко уверен, что принудительный труд широко использовался в лесной промышленности, как Хамильтон Фиш или д-р Детердинг. Они поехали на Север прогуляться, или же потому, что им трудно было отказаться от поездки, и они успокоили свою совесть, заявив, что лично не видели никаких признаков принудительного труда. Они только не указали, что не сделали минимального усилия обнаружить его и что расследование вели их официальные сопровождающие».
Результаты этой поездки были торжественно опубликованы и послушно переданы американскими корреспондентами в США. Они точно совпадали с тем, что позднее было заявлено комиссией по расследованию принудительного труда в районе угольного бассейна на Дону. Один из членов этой «комиссии», известный американский фотограф Джимми Эббе, сказал об этой поездке так:
«Разумеется, мы не видели никакого принудительного труда. Когда мы приближались к чему-то похожему на него, мы все крепко закрывали глаза и держали их закрытыми. Мы не собирались говорить неправду»[ 13 ].
13
Ю.Лайонс, с.366–367.
Эдуард Эррио, лидер радикальной партии Франции, дважды премьер своей страны, посетил Советский Союз в августе – сентябре 1933 года. Он пробыл на Украине пять дней: половину времени он провел на официальных приемах и банкетах, а вторую половину ездил туда, куда его возили. В результате он мог только заявлять, что голода, мол, не существует, и отрицательно отозваться о статьях на эту тему, которые «преследуют антисоветские цели». «Правда» получила возможность заявить (13 сентября 1933 года), что «он категорически отверг ложь буржуазной прессы о голоде в Советском Союзе».
Такие заявления всемирно известного государственного деятеля имели, говорят, огромное воздействие на общественное мнение Европы. Эта проявленная Эррио безответственность очень поощрила Сталина и укрепила его мнение о доверчивости Запада, на которой он так успешно играл в последующие годы.
Человек, находившийся в Киеве во время визита Эррио, так описывает подготовку к визиту: за день до его приезда население призвали начать работу в два часа ночи. Нужно было убрать улицы и покрасить дома. Центры раздачи пищи были закрыты. Очереди запрещены. Бездомные дети, нищие и голодные исчезли.[ 14 ] Местный
14
Э.Амманд, с.230–231.
15
С.Пидхайни, т. 1, с.270.
16
Л.Лонг, с.263.
17
М.Вербицкий, с.97.
Круг визитов Эррио весьма показателен. В Харькове его повезли в образцовый детдом, в Музей Шевченко и на Тракторный завод, а потом на встречи и банкеты с лидерами украинской компартии.[ 18 ]
Несколько деревень были специально отведены для визитов иностранцев[ 19 ]. Это были «образцовые» колхозы – например, «Красная звезда» в Харьковской области, где собрали одних только коммунистов и комсомольцев. Они имели хорошие дома и хорошо питались. Скот тоже был в хорошем состоянии. И тракторы были всегда под рукой.[ 20 ] Иногда, в случае необходимости, и обычное село реорганизовывалось таким же образом.
18
Э.Амманд, с.232.
19
«Фигаро» от 16октября 1933; Ф.Бил, с.245.
20
Ф.Бил, с.245.
Один из очевидцев рассказывает о приготовлениях для приема Эррио в колхозе «Октябрьская революция» в Броварах, около Киева.
«Было созвано специальное заседание парткома в Киеве, решить, как превратить колхоз в „потемкинскую деревню“. Старого коммуниста, инспектора из наркомата сельского хозяйства, временно назначили председателем, а опытных агрономов сделали членами бригад колхоза. Колхоз был тщательно вычищен и выскоблен коммунистами и комсомольцами, специально мобилизованными на эту работу. Из районного театра в Броварах привезли мебель и обставили ею клуб. Из Киева привезли занавески, портьеры и скатерти. В одном крыле устроили столовую, столы покрыли новыми скатертями и на каждый поставили цветы. Сменили в райкоме телефон, и телефонистку коммутатора перевели в колхоз. Забили несколько быков и боровов, чтобы было впечатление мясного изобилия. Привезли также запасы пива. С окрестных дорог были убраны все трупы и удалены голодные крестьяне. Остальным запретили выходить из дома. Собрали всех колхозников и сказали им, что будут снимать фильм о колхозной жизни, и Одесская киностудия выбрала для этой цели именно их колхоз. Только те, кого выбрали сниматься в фильме, будут ходить на работу, все остальные должны оставаться дома и не мешать. Отобранным специальной комиссией раздали форму, привезенную из Киева: ботинки, носки, костюмы, носовые платки. Женщины получили новые платья. Весь этот маскарад был организован специально присланным из Киева работником райкома Шараповым. А человек по фамилии Денисенко был его заместителем. Людям сказали, что это режиссер и его ассистент. Организаторы решили, что лучше всего будет, если мосье Эррио встретится с колхозниками, сидящими за столами и поедающими хороший обед. На следующий день, к тому времени, когда Эррио вот-вот должен был прибыть, колхозники, хорошо одетые, уже сидели за столами, обильно уставленными мясом. Они ели по большому куску, запивая его пивом и лимонадом, поглощая все с невероятной скоростью. „Режиссер“ нервничал и призывал их есть помедленнее, чтобы почетный гость Эррио увидел их сидящими за столами. В это время зазвонил телефон и из Киева передали: „Визит отменяется, все ликвидировать“. Собрали всех снова, и Шарапов поблагодарил рабочих за хорошую работу, а Денисенко велел всем снять и сдать одежду, кроме носков и носовых платков. Люди просили оставить им одежду и обувь, обещая отработать или заплатить за них, но безрезультатно. Все надо было сдать и вернуть в Киев в магазины, где их взяли взаймы.»[ 21 ]
21
С.Пидхайни, т. 2, с.93–94.
По всей вероятности Василий Гроссман имеет в виду Эррио, когда пишет о «французе, знаменитом министре», посетившем колхозный детсад и спросившем у детей, что они ели на обед. Дети ответили: «Куриный бульон с пирожками и рисовые котлеты». «Куриный бульон! Котлеты! А в нашем колхозе они съели всех земляных червей!» – восклицает Гроссман. И он возмущенно говорит о том «театре», который из всей этой ситуации устроили власти[ 22 ].
Переводчик, выделенный для Эррио, профессор Сиберг из Института иностранных языков в Киеве, как стало позднее известно, был арестован и приговорен к пяти годам заключения в карельском лагере за «тесные связи» с французом[ 23 ].
22
В.Гроссман, с.159.
23
О.Калиник, с.14.