Жатва скорби
Шрифт:
В своем истинном отношении к крестьянству российская интеллигенция проявляла двойственность. С одной стороны, крестьянство несомненно было «народом в его истинном воплощении», то есть душой страны, страждущей, но терпеливой, а также надеждой нации на будущее. С другой стороны, эти же мужики считались «темными», отсталой, упрямой, тупой, глухой к любым увещеваниям преградой на пути социального прогресса в России.
Как ни странно, элементы истины содержались в обеих точках зрения, и некоторые из лучших умов страны это понимали. Например, Пушкин с похвалой отзывался о многих хороших качествах крестьян, таких как трудолюбие, терпеливость. Автор знаменитых мемуаров Никитенко называл крестьянина «почти полным дикарем» и пьяницей, и к тому же вором, но добавлял, что, тем не менее, мужик «несравненно превосходит по своим качествам так называемых образованных интеллигентов. Ибо в мужике
Интеллектуалам-утопистам в России мужик казался либо дьяволом, либо ангелом. В 1870-х гг. воспитанные ими молодые радикалы, несколько тысяч человек, отправились «в народ», месяцами жили в деревнях и пытались привлечь мужиков к «социально-революционной» деятельности. Но эта попытка потерпела полный провал, и последствия провала оказали серьезное негативное влияние как на интеллигентов, так и на крестьян. Ситуация эта в какой-то степени была изображена в романе И.Тургенева «Отцы и дети», написанном, правда, значительно раньше; тургеневский Базаров говорил: «А я и возненавидел этого последнего мужика, Филиппа или Сидора, для которого я должен из кожи лезть и который мне даже спасибо не скажет»; но он, в свою очередь, не подозревал, что в глазах самих крестьян выглядит кем-то «вроде паясничающего шута».
Неверно утверждать, что вся интеллигенция испытала этакое внезапное разочарование в мужике и пришла к выводам Базарова: в начале следующего века социал-революционная партия занималась всерьез крестьянским вопросом и понимала его довольно тонко. Но параллельно с этим значительную часть радикальной молодежи увлек марксизм, который дал ей идеологическое обоснование – почему именно нельзя крестьянство, основную массу русского народа, рассматривать как надежду России на будущее. Эта эволюция взглядов от народничества 70-х – 80-х гг. к марксизму, в сущности, явилась простым перенесением иллюзий и надежд с воображаемого интеллигентским сознанием крестьянина на столь же воображаемого пролетария.
Что касается другой стороны интеллигентского отношения к крестьянству, связанной с убеждением в его «отсталости», то презрение и даже ненависть к мужику, действительно, можно обнаружить у многих российских марксистов, особенно у некоторых интеллектуалов в большевизме. Причем стоит отметить, что эти чувства, то есть презрение и ненависть, простирались у них куда дальше, чем то, что следовало из простого пренебрежения к крестьянству в обычной марксовой теории – и этот эмоциональный феномен едва ли можно сбрасывать со счета, когда излагаешь события, последовавшие в истории России вслед за Октябрьской революцией.
Горожане (особенно марксистски настроенные) плохо понимали не только положительные, но и отрицательные стороны крестьянина. То ли он «равнодушен», то ли у него «тупая жадность и соперничество»…[ 11 ] Максим Горький, например, выразил мнение многих, заявив, что «главной преградой на пути прогресса России в направлении европеизации и культуры» было «бремя невежественной деревенской жизни, которая давит на город»; он обрушивался на «почти звериный индивидуализм крестьянства и почти полное отсутствие у крестьян социального самосознания»[ 12 ]. Горький надеялся, что «некультурные, тупые, угрюмые люди в российских деревнях вымрут, все эти почти приводящие в ужас люди, о которых я говорил выше, и на их место придет новый тип просвещенных, разумных, энергичных людей»[ 13 ].
11
Е.К.Манн. Марксизм и русское сельское хозяйство, с.751.
12
Максим Горький. Ленин и русский крестьянин. Париж, 1925, с.140–141. Цитируется по: Моше Левин. Русские крестьяне и советская власть. Исследование коллективизации. Лондон, 1968, с.22. (Далее «М.Левин. Исследование…»)
13
Максим Горький. О русском крестьянстве. Берлин, 1922, с.43–44.
Основоположник российского направления в марксизме Георгий Плеханов видел в мужиках грубых землекопов, жестоких, безжалостных, вьючных животных, «жизнь которых делала невозможной такую роскошь, как мысль»[ 14 ]. Сам К.Маркс тоже высказался об «идиотизме деревенской жизни», и это его замечание часто цитировалось Лениным (заметим, что в марксовом контексте
14
Г.В.Плеханов. Сочинения. Т. 10. М., 1920–1927, с.128.
15
В.И.Ленин. Карл Маркс ПСС. Т. 26, с.74.
16
См.: Гарри Уиллетс. Ленин и крестьянин. В сб.: «Ленин: человек, теоретик, вождь» под ред. Леонарда Шапиро и Питера Реддавея. Нью-Йорк, 1976, с.211–233. (Далее «Л.Шапиро и П.Реддавей. Ленин…»)
17
Хрущев вспоминает: последнее завещание. Нью-Йорк, 1976, с.124.
Но если принципиально Ленин разделял восприятие крестьян другими большевиками в качестве архаичного элемента в современной ему России, то все-таки в конкретной политике ему важно было понять их историческую роль и, согласно марксистской теории, разработать тактику для использования этой социальной силы в промежуточный период, пока она не исчезла с исторической сцены. Потом следовало, наконец, решить и другой вопрос: как же организовать всю жизнь в сельских местностях, когда его партия придет к власти.
Как известно, в соответствии с марксовым учением, центральным событием истории должно стать решающее столкновение между зарождавшимся рабочим классом и капиталистами, владельцами промышленных предприятий. По Марксу, любое обшество в мире, если только оно достаточно продвинулось на пути к прогрессу, должно разделиться на эти два основных класса, а между ними останутся промежуточные, или «мелкобуржуазные», элементы, в число которых входит и крестьянство, которому суждено либо перейти на сторону пролетариата, если оно само пролетаризуется, либо примкнуть к буржуазии, поскольку оно является частным собственником.
Вне пределов подобной схемы Маркс, собственно, мало занимался анализом вопросов, связанных с аграрной проблематикой. Тем не менее он уверенно провозглашал исчезновение противоречий между городом и деревней в будущем социалистическом обществе; предвидел торжество капитализма в деревне, вслед за которым – после победы социализма – произойдет «пролетаризация деревни», то есть превращение крестьянства в ведущую силу современности, в передовой рабочий класс на селе. Но пока, до наступления этого светлого будущего, крестьяне вместе взятые напоминали ему мешок с картошкой – сравнение, долженствовавшее подчеркнуть невозможность истинного общественного развития в изолированных друг от друга крестьянских хозяйствах[ 18 ].
18
К.Маркс. Восемнадцатое Брюмера Луи Бонапарта, гл.7.
Что касается конкретных мер, намеченных на эпоху после победы пролетарской революции, то «Коммунистический манифест» требовал отмены земельной собственности… работы по улучшению почв, проводимой по общему плану, создания промышленной основы для сельского хозяйства и соединения его с промышленностью. Постепенно различия между городом и деревней должны были исчезнуть.
Следовательно, Маркс предполагал, что социальные процессы в деревне будут идти аналогично городским: произойдет концентрация производства, изменится характер сельского труда, и он превратится в некое подобие «сельского фабричного труда». С точки зрения марксовой экономической схемы, ставившей во главу общественной эволюции процессы, происходившие тогда в городах, мелкое, в том числе крестьянское, производство было обречено на скорое исчезновение; о будущем процветании его не могло быть и речи. По словам одного из исследователей, Д. Митрани, Маркс и его последователи относились к крестьянину «с неприязнью, в которой презрительное отношение горожанина ко всему деревенскому плюс неодобрение экономистом мелкого производства смешивалось вдобавок с неприятием коллективиста-революционера психологии землепашца, упорствующего в своем индивидуализме»[ 19 ].
19
Давид Митрани. Маркс против крестьянина. Чепелхилл, 1951, сб. (Далее: «Д.Митрани…»)