Жатва
Шрифт:
Обойдя все хозяйство, Андрей пришел в правление, поздоровался с Валентиной, которая только что вернулась из соседнего колхоза, и попросил у Валентины и Василия на днях намеченный ими производственный план на 1948 год. Он долго сидел над бумагами, не обращая внимания на шум и разговоры в соседней комнате, тер маленькой ладонью выпуклый лоб, записывал что-то в блокнот.
Он отложил план незадолго до начала открытого партийного собрания, когда коммунисты уже начали собираться в правлении.
— Ну, как на твой взгляд наш план? —
— На партийной организации обсуждали?
— Не успели еще, — ответила Валентина.
— Оно и видно.
Он умолк и стал разыскивать у себя в кармане спички и портсигар.
Спички ломались, он долго возился с ними и, наконец, закурил, попрежнему не прерывая молчания, не обращая внимания на выжидательные взгляды окружающих.
— Почему оно и видно? — нетерпеливо спросила его Валентина.
Он пустил несколько колец дыма и только тогда ответил, обрубив фразу:
— Беспартийный план у вас получился…
— Как это беспартийный?
— А так. Куда ведет? На что ориентирует? Какие ставит узловые вопросы?
Андрей не смотрел ни на жену, ни на Василия. Взгляд его шел как бы сквозь людей, и казалось, он не замечает ни их огорчения, ни их волнения. Жесткие складки удлинили губы. У Василия на миг возникло раздражение. Иногда он чувствовал в Андрее какую-то «таранящую», слишком стремительную и прямолинейную силу.
«Что опять надо этому человеку? Люди хорошо поработали, добились успеха, доброго урожая. Грех ли похвалить людей за это?»
А секретарь, не замечая его недовольства и огорчения, повернулся к нему:
— Ты помнишь, Василий Кузьмич, наш первый разговор? Ты мне тогда сказал: «Если поможешь, то с первого урожая выбьемся из отстающих, со второго — поднимемся до хорошего, с третьего — выйдем в передовые». Мы тебе помогли людьми, машинами, семенами, денежной ссудой. Ты тоже свое слово сдержал — колхоз выбился из отстающих. Сейчас есть все возможности для того, чтобы двигать в хорошие и в передовые.
— Двигать в передовые, — усмехнувшись, повторил Василий. — Это легко сказать. Конечно, мы и сами на это целимся, да ведь не одной тропой итти от плохого до хорошего и дальше, от хорошего до передового! Это ж не железная дорога от Угреня до города, от города до Москвы. Это все равно, что с железной дороги разом пересесть на самолет! Пересадка нужна!
— Вот именно, — подтвердил Андрей. — Вот в этом вашем плане я и не вижу твоих пересадочных узловых станций. Ну, что это?! — он небрежно и сердито потряс листы планов. — «Вывезти столько-то тонн удобрений к такому-то сроку», «Прояровизировать столько-то тонн зерна…» Это все хорошо и нужно, но ведь это же все и в прошлом году было.
— В прошлом году ты, Андрей Петрович, хвалил наш план! — сказал Буянов. — И даже сам его составлял вместе с нами.
— Это, брат, большая разница! В прошлом году у вас были три узловые задачи:
— Это только наметка плана, — с досадой сказала Валентина. — Он еще не обсужден ни на партийном, ни на общем собрании.
— Зачем же давать такие выхолощенные наметки?
Валентина сердилась на мужа. Они не виделись около двух недель, потому что оба были очень заняты, а теперь при встрече он вместо того, чтобы поговорить с ней наедине и указать недостатки плана, беспощадно ругал ее творение при всех.
«Так недолго и авторитет секретаря партийной организации подорвать, — думала она. — Не мог поговорить» со мной об этом дома!..»
Но Андрей не собирался поддерживать ее авторитет таким «семейным» способом и еще решительнее продолжал при общем молчании собравшихся:
— Орех без зерна, мина без взрывателя — вот что такое ваши наметки!
Этот маленький, но обуреваемый большими планамичеловек принес с собой тревогу в партийную организацию первомайцев. До его приезда все казалось хорошо и спокойно, а теперь возникли недовольство и неудовлетворенность. Он не замечал ни обиды жены, ни сумрачных лиц колхозников. Валентина знала в нем эту способность: наметив впереди цель, итти к ней, не считаясь ни с какими побочными обстоятельствами. Он встал и начал быстро ходить по комнате, маленький, сердитый, похожий на взъерошенного воробья.
«Учить ты можешь. Учить — это всякий сумеет, — с досадой и обидой думал про него Буянов. — А вот так ли ты сам-то работаешь по району?» Он решил задать секретарю ехидный вопрос:
— Вот, Андрей Петрович, ты все твердишь нам: «Узлы, новая ступень, пересадка». Интересовался бы я знать… Вот у нас был отстающий колхоз, а у тебя отстающий район. Где же у тебя по району эти самые узлы и пересадки, которых ты от нас Хочешь? Или, на твой взгляд, это только для нас обязательно, а для всего района в этом нужды нет?
Андрей остановился, посмотрел на невинное лицо Буянов а, понял скрытое ехидство его вопроса и повеселел.
— Нет. Это и для меня обязательно, Михаил Осипович.
— А что же это за узлы и за пересадочные станции районного масштаба в районных планах?
— Есть такой узел. Есть такая станция… Смешенное выражение мечтательности и твердости появилось на лице секретаря. Он молча подошел к окну. Все притихли, заинтересованные его словами и наступившей за ними паузой.
— Это наша новая МТС, — негромко закончил Андрей.