Жаворонки ночью не поют

Дедусенко Идиллия

Хлопнула дверь в передней, и через минуту в комнату вошёл отец Риты.

— А-а-а, молодежь, здравствуйте.

— Петенька, а мы тебя только завтра ждали, — сказала Елена Григорьевна. — Ты вовремя, у нас чай и пирог.

— Чай кстати, — прогудел баском Пётр Петрович, садясь за стол. — В дороге продрог.

— Ну, что там? Зачем тебя в крайком вызывали?

— Это потом, Леночка.

Пётр Петрович повернулся к репродуктору, висевшему на стене:

— А что радио молчит? Выключили? Сейчас последние известия, надо бы послушать.

Паша сунул вилку в розетку. В чёрной тарелке

что-то хрустнуло, и послышался голос Левитана: «…был оставлен после тяжёлых продолжительных боёв с превосходящими силами противника».

— Что оставили? — встревожено спросила Елена Григорьевна, которая на несколько секунд выходила на кухню.

— Не услышали, поздно включили, — ответил Пётр Петрович. — Да не так уж и важно, что именно. Оставили — вот главное. Всё ближе к нам.

— Неужели и сюда доберутся? — тревожно спросила Елена Григорьевна, и на какие-то мгновения за столом воцарилась такая тишина, будто комната была совсем пуста.

— Надо ко всему быть готовыми, — чуть помолчав, уклончиво ответил Пётр Петрович.

— Па-пу-ля, ты что-то знаешь. Скажи нам, тут же все свои.

— Ну, всего сказать не могу. В общем, в случае чего, пойду в партизанский отряд.

— Я с тобой! — Рита вмиг оказалась рядом с отцом.

— Курносых туда не берут, — попробовал отшутиться Пётр Петрович.

— А нас, мужчин, должны взять, — вмешался в разговор Генка.

— А вы, мужчины, учитесь пока, — сказал Пётр Петрович. — Без вас есть кому воевать. А потом видно будет.

Расставались шумно и весело, долго обсуждая хитрости, которые можно применить, чтобы все-таки попасть на фронт или в партизанский отряд. Сначала все вместе провожали Таню, потом — Зойку. Рита, конечно, тоже пошла — она же с Пашей вернётся! Мальчишки всю дорогу состязались в остроумии. Зойка смеялась, как и все, и чувствовала, что недавняя скованность уже совсем прошла. Когда они были недалеко от её дома, Лёня вдруг сказал:

— Я, пожалуй, здесь сверну. Вас так много — Зоя в полнейшей безопасности.

— Её вообще можно мне одному доверить, — солидно предложил Генка.

— Правда, зачем всем идти? — сказала Зойка, стараясь, чтобы её голос звучал ровно и непринуждённо. — Недалеко уже.

— Как хочешь, — потускневшим голосом отозвалась Рита, глядя вслед удалявшемуся Лёне, и, чтобы скрыть свое разочарование, нарочито весело и независимо крикнула: — До завтра!

Лёня на миг обернулся и махнул рукой. Рита и Паша повернули назад.

Зойка шла медленно, и Генка принялся философствовать о превратностях судьбы, когда худосочных солдатиков вроде Ритиного Володи совершенно незаслуженно посылают на передовую, а их, физически развитых ребят, храбрых, ловких и находчивых, не берут на фронт только потому, что они не достигли необходимого возраста. Зойка слушала рассеянно и неожиданно спросила:

— Ген, а кто это был?

— Где? — не понял Генка.

— Под моими окнами.

— Н-нет, Зой, не могу сказать. Я обещал.

— Та-ак, — задумчиво сказала Зойка, — значит, это всё-таки было. И один уже отпал.

— Кто? — удивлённо спросил Генка.

— Ты. Раз обещал, значит, кому-то, не себе же! — весело закончила Зойка, ей казалось, что она знает, кто это был. — Салют!

— Са-лют, —

растерянно ответил Генка и, потоптавшись ещё немного, пошёл на другую сторону улицы.

Зойка закрыла за собой калитку и замерла: от крыльца отделилась тёмная фигура человека. В том, как он шагнул навстречу, было что-то знакомое, и её мгновенный страх быстро прошёл. Зойка ещё не успела ничего сообразить, как человек сказал:

— Люблю неожиданности.

Портрет

Зима, не принимая в расчёт календарь, после февральских «весенних окон» снова вошла в силу, крепко зацепившись за землю ледяной коркой, по которой то и дело несло снежную позёмку. При яростных порывах ветра Зойка слегка вздрагивала — старенькое пальто служило ей плохой защитой от стужи. Лёня пытался прикрыть её, и всё же холодный ветер пронизывал насквозь. У входа в театр Зойка приостановилась, но Лёня, открывая дверь, поторопил:

— Иди, иди, замёрзнешь.

— А может, посмотришь «Наймычку»?

— В третий раз? — засмеялся Лёня. — Нет. Уроков много. Ты иди. Я потом зайду за тобой, как всегда.

— Хорошо, — улыбнулась Зойка, — как всегда.

Она вошла в длинный узкий коридор, который здесь громко именовался фойе. В этом здании размещался клуб потребкооперации, а теперь временно в нём поместили эвакуированный с Украины театр, так как лучшего помещения со сценой и вполне приличным залом в городе не было.

Здание не отапливалось. В зале, всегда битком набитом зрителями, это почти не ощущалось, зато в фойе было так холодно, что у Зойки стыли руки и ноги. Но сегодня в первые минуты она почувствовала облегчение: ветра нет — и то хорошо.

В фойе сидели студийцы — ребята из всех трёх школ города, посещавшие студию изобразительного искусства. В этом названии, как и в фойе, было некоторое преувеличение, но на нём настаивал руководитель изостудии Николай Семёнович Короткий. Маленький, щупленький, он вполне оправдывал свою фамилию. С виду спокойный, иной раз даже застенчивый, он, тем не менее, обладал удивительным упорством и неукротимой энергией. По его настоянию и организовали студию, где он вёл занятия совершенно бесплатно, исключительно ради того, чтобы развивать молодые таланты. Говорил он немного, негромко, но так убедительно, используя веские доводы, каким-то особым чутьём угадывая возможные возражения, что быстро ставил в тупик почти каждого, кто пытался с ним поспорить, особенно относительно необходимости изостудии в такое лихое для страны время.

Зойка, как и все ученики школы, где он вёл уроки черчения и рисования, относилась к нему с некоторым почтением: Николай Семёнович был настоящим художником, до войны жил во Львове и писал большие картины. Генка, который всё про всех знал, рассказывал, что художник, потерявший во время эвакуации абсолютно всё, больше всего горевал из-за того, что не сумел вывезти свои картины.

— Здравствуйте, Николай Семёнович, — почти шёпотом сказала Зойка, боясь нарушить тишину студии.

— Здравствуйте, Колчанова, — тоже тихо ответил художник, и Зойка отметила, что он нигде и никогда не изменяет своему правилу обращаться к старшеклассникам на «вы».