Жажда любви

Трамп Ивана

— Сколько времени понадобится Россу, чтобы все устроить?

— Четыре месяца.

— Быстро, — Мартин даже присвистнул.

— За это я и люблю его. У него все горит в руках.

— У тебя начинаются суматошные времена? — спросил Мартин. — «Бреющий полет», новый фильм…

Томаш помолчал и покачал головой.

— Я не смогу заниматься двумя фильмами сразу.

— Ты хочешь сказать, что не собираешься работать над фильмом Адама? — Как Мартин ни старался, он не сумел скрыть неодобрения.

—

Что делать? Мне приходится выбирать…

— Адаму это не понравится.

Томаш пожал плечами.

— Я давал ему шанс продолжить совместную работу. Я бы никогда не предпочел Адаму Спенсера, если бы тот просто сказал «да», вместо того, чтобы месяцами водить меня за нос.

— Этот фильм не совсем в его стиле, не так ли?

Томаш усмехнулся.

— Мягко сказано. Это мой фильм, и я собираюсь работать над ним. Обойдемся без Адама.

«Почему я никогда не могу на все сто процентов быть на стороне отца?» — подумал Мартин и поднялся.

— Я лучше пойду.

— Разве ты не останешься на обед?

— Я обещал пообедать с мамой. — В Лос-Анджелес он приезжал только на выходные и главным образом для того, чтобы увидеть Зузку.

— Как она? — спросил Томаш.

— Нормально, — уклончиво ответил Мартин.

— Если ей что-нибудь понадобится, пусть она позвонит.

— Почему ты сам не скажешь ей об этом?

— Я говорил ей, но, может быть, хоть тебя она послушает.

— Этот адвокат… — Мартин, чувствовал потребность поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. — Он уговаривает маму отказаться от предложения Карлы.

— Конечно. Он ведь получает проценты, не правда ли? Чем дольше он будет тянуть время, тем больше он сможет вытянуть из Карлы, тем дольше он сможет продержаться.

— Я говорил маме об этом. Но она верила ему и говорит, что он желает ей только добра.

— Ты думаешь, мне следует поговорить с ней?

— Попробуй, па. Только не знаю, поможет ли это.

— Я попытаюсь. — Томаш проводил Мартина до двери, взглянул ему в лицо. Иногда он сам удивлялся, что его сын выше его самого на целых два дюйма. Было очень грустно оттого, что где-то на полпути между Прагой и Лос-Анджелесом они с Зузкой потеряли нечто, что их когда-то сближало.

— Послушай, — сказал Томаш. — Я знаю, ты считаешь, что я должник Адама, что мы оба должны ему. Конечно, я благодарен ему за то, что он спас тебе жизнь, за то, что он дал мне шанс проявить себя. Я не забуду этого и всегда буду благодарен. Но ты пойми меня. Я вернул долг с лихвой, принеся ему доход, а это все, о чем он мечтает. Сейчас впервые в жизни у меня есть шанс сделать фильм, в который я верю. Я не имею права упустить такую возможность.

— Я понимаю тебя, папа, поверь мне. Я знаю, ты обязан сделать это. Мне просто жаль Адама.

—

Ты уходишь? — Лори спустилась вниз.

— Ему уже пора, — сказал Томаш.

— Когда мы вновь увидим тебя?

— Я сообщу.

— Не пропадай! — поддавшись внезапному порыву, Томаш заключил сына в объятия. — Удачи тебе.

— Она мне пригодится. Я имею в виду «Нап Маннинг»…

— Все будет хорошо.

— Он говорил что-нибудь о Пиа? — спросила Лори, наблюдая через окно, как Мартин садится за руль «хонды», принадлежащей его матери.

— Нет.

— Катринка сказала, что она переехала в Нью-Йорк.

— Чтобы быть поближе к Мартину?

— Нет, к Кристиану.

— Ничего, — сказал Томаш. — Нельзя прожить жизнь, не познав поражения.

Он раздумывал, как ему лучше сообщить Адаму о том, что отказывается дальше работать над «Бреющим полетом», и решил, что обязан сделать это честно, глядя ему в глаза. Уверенный в удачном исходе переговоров со Спенсером Россом, Томаш позвонил Адаму в офис и назначил встречу на полдень.

Впервые Адам не заставил себя ждать, как это обычно делали люди, наделенные властью. Он поприветствовал Томаша, сел в кожаное кресло и поинтересовался, как идут дела.

Томаш заверил его, что все идет по графику и довольно неплохо. Правда, сценарий нужно переписать, но это рутинная работа, не требующая особых усилий. Декорации безупречны, приглашенный со стороны оператор согласился снимать за меньшую, чем предполагалось, сумму, переговоры с Мэлом Гибсоном тоже идут успешно. Есть только одна проблема, заметил Томаш, но он надеется, что Адам поймет его: жизнь есть жизнь, разногласий не всегда можно избежать, он отстраняется от режиссуры.

Сначала Адаму показалось, что он не расслышал, потом он подумал, что Томаш шутит, и, наконец, пришел в ярость. Дело было даже не в самом фильме. Контракты на продажу студии предполагалось подписать в среду. Если итальянцы узнают об уходе ведущего режиссера, они могут отказаться от сделки.

— Ты не в своем уме, если думаешь, что я позволю тебе сделать это! — взревел он.

— У тебя нет выбора, Адам.

— Нет? Что ты о себе воображаешь? Здесь все решаю я! Ты не отвертишься, тебе придется делать то, что я скажу!

— Как ты собираешься это сделать? Наймешь кого-нибудь, кто поучит меня уму-разуму?

— Ты заключил со мной контракт…

— Я не заключал с тобой контракта, — спокойно заявил Томаш.

— Что?

— Я не подписывал контракт! Со мной обращались, как с последней собакой, поэтому я не подписал его, хотя и собирался… — Он пожал плечами.

— Это не имеет значения, — сказал Адам, обдумывая свой следующий шаг. — Ты работал в границах этого контракта. А это обязывает тебя.