Жажда мести

Мирнев Владимир

– Вы ждете Людмилу Октавиановну? – спросила она нервно, искоса глядя на молодого человека.

– Нет, нет, – ответил он торопливо и подумал: «Откуда она знает, что я именно ее и жду?»

– Кафедра перенесена на завтра, – Таня перекладывала на столе карандаши, ручки, стараясь показать студенту, что она занята делом. Она помнила, как доцент Самсонова долго беседовала с этим парнем после экзамена и удивилась тому, как взрослая замужняя женщина, доцент зарделась, держа в своих руках руку этого мальчика, и как смотрела ему в глаза.

Волгин вышел, посидел некоторое

время под липами, поглядывая на стоявших группками студентов, с которыми ему предстоит вместе ходить на лекции. Он почувствовал беспричинную грусть и томление в душе. Откуда взялась эта грусть? Он задумался, но подняв глаза, увидел Бориса. Он подходил к нему легкой походкой, глядя куда-то вдаль, словно не желая никого видеть и всех одновременно презирая.

– Ну что? – спросил он. – Я все дела устроил. Чемодан свой не забыл? Откуда тучи, что такой пасмурный? Все отлично! Я живу!

– Живи и дальше, – вяло проговорил Волгин. – Один писатель сказал: Жизнь – это цветок, а любовь – мед ее.

– Слушай, там в толпе есть прекрасные экземпляры, – показал Борис на стайку студенток, обсуждавших свои проблемы, судя по всему расписание лекций, вывешенное на доске. – Вот та высокая блондинка! Клевая! Поди, скажи, что я с ней хочу познакомиться.

– Я рехнулся, что ли? – удивился Волгин, крутя пальцем у виска. – Она скажет, катись, дорогой, подальше!

– Имей в виду, такая клевая девушка никогда не скажет. Для женщины это и есть настоящая жизнь. Парень откажется знакомиться, а женщина – не откажется. Слушай, я знаю азбуку женской психологии.

– Глупости!

– Не глупости. Я – настоящая энциклопедия любовных истин. – Он положил ногу на ногу и видом знатока принялся рассуждать о женщинах. – На первом месте, Володя, у них – желание понравиться. Это и является ключом к тайне женской психологии. Если правильно использовать этот ключ, то можно завладеть женской душой, а следовательно, и телом, а владение телом – высшее назначение космических движений во Вселенной. Свободная любовь – высшая форма демократии. Понял?

– Живительное чувство вольной страсти.

– Вот видишь, теперь ты уже почти со мной согласен.

– Я с тобой согласен, но все немного сложнее. Нет, есть иной смысл в отношениях. Может понравиться, например, зрелой женщине молодой парень?

– Не исключено. Все варианты приемлю. Знаешь, жизнь предлагает столько вариантов. У нас в коммуналке живет Аня, водитель троллейбусов. Ей двадцать два года. Такая, что ничего себе: бедра, смазливое личико, руки вечно в перчатках. Бережет их. Как думаешь, кто с ней спит? Никогда не угадаешь. Клянусь! А спит с ней академик Бордюров! Сидит в президиуме с генеральным секретарем. Сестра узнала случайно: сидит, идиот, в сквере и целует ее, нашу водительницу троллейбуса! Понимаешь, все относительно.

– Ты прав, – согласился Волгин, внимательно разглядывая свои тонкие пальцы. – Красота – начало жизни.

– Не о красоте идет речь, а о реальной жизни, которая выше любой красоты, – проговорил убедительно Борис, внимательно наблюдая за высокой девушкой в тонком ситцевом платьице. – Посмотри, какая фигура! Это нечто?

Ножки – каких я еще не видел! Но, смотри, уже с кольцом, вот так дура, иметь такую фигуру и не переспать со мною – преступление против человечества.

Они, болтая, прошлись по периметру двора, постояли на пороге здания, переглянулись. Затем прошли на кафедру, где Татьяна Козобкина сидела, склонившись над пишущей машинкой. Волгин познакомил ее с Борисом, а сам отправился в деканат за студенческим билетом. Подписанные синие новенькие студенческие билеты уже стопками лежали у секретарши.

Вернувшись на кафедру, он застал Бориса, который показывал Тане Козобкиной свой билет студента Московского инженерно-физического института. Увидев Волгина, Борис, возбужденно стал говорить о том, что Татьяна Козобкина не верит, что он, Борис Горянский, учится в МИФИ.

– Хороший институт, – отметила Козобкина, глядя снизу вверх на Бориса. – Знаю. А что ж тогда такие глупости говоришь?

– Конечно, любовь – чушь полная, пустая болтовня, и я, Танечка, с тобой полностью согласен.

– Я не говорила, что полная чушь, – со смехом отвечала Козобкина, с несомненным интересом глядя на Бориса.

Они засмеялись, и по тому, как Борис запросто касался руками плеча девушки, Волгин определил, что между ними существует какая-то своеобразная близость, которая бывает между давно знакомыми.

– Из-за вас я сегодня работу не сделаю, – простонала ласково, но с некоей долею довольства Козобкина.

– Мы тебя ждем на улице, – бросил Борис, блеснув тем поверх летящим взглядом, таким новым для Волгина, но таким, видимо, характерным для Бориса. То был взгляд победителя, говоривший, что выполнена главная задача на сегодняшний день, и уже в полутемных узких коридорах, спускаясь на первый этаж, Борис хмыкал и полушепотом доказывал извечную истину, что женщина – это та крепость, которую можно взять штурмом.

– Откуда ты знаешь? – с испугом проговорил Волгин, останавливаясь на выходе.

– Я знаю, – шепотом отвечал тот, оглядываясь. – Я чувствую. Она ляжет! Сегодня же! Хочешь об заклад? Ты только молчи, подыгрывай, ничего от тебя не требуется, идет сражение между мужчиной и женщиной. Настоящая битва. Понял?

– Она с тобой не пойдет, – сказал Волгин, возбуждаясь от этих таинственных слов своего приятеля, его плотоядной улыбки.

– Она со мной пойдет, куда я захочу. Мне не хочется, но я тебе покажу, – пробормотал Борис. И как только Татьяна появилась на пороге, он привстал, заулыбался приветливой добродушной улыбкой и направился навстречу.

На лице девушки тоже сияла улыбка.

– Ну что, мальчики, пора домой, – проговорила радостно.

– Домой мы всегда успеем, – отвечал весело Борис, присаживаясь рядом с ней, закидывая ногу на ногу. – Если женщина улавливает момент сегодняшнего дня, то в ее мыслях должно быть желание, перед которым в изумлении останавливались все великие мира. Например, Пушкин мог сказать: «Я помню чудное мгновение!..» Он восхитился сладким ароматом, несущимся из страны рая, именем которой можно назвать только одно существо на планете – женщина!