Жажда приключений
Шрифт:
– Ну, правда, надо отлежаться, жертвовать здоровьем…
Все равно работа у меня неофициальная, так что штрафы попросту недопустимы, а больничные и вовсе не нужны.
Я как можно скорее стараюсь отделаться от разговора, в котором надавливают на мою совесть, чтобы я вышел больным. От нетерпения Арина переминается с ноги на ногу, так и порываясь устремиться в любую сторону.
– Ну? – Хватается она сразу же, как только я подхожу к ней.
Все это время она бегло разглядывала и фасады домов, и проскальзывающие
– Свободен до субботы. Идем скорее.
Мы распахиваем дверь бара. Яблоня хоть весь урожай может ссыпать с ветвей, однако бессмысленно громкая музыка, смешивающаяся с пьяным и неразборчивым говором, оглушает. Впрочем, таким местам как нельзя лучше подходит именно бессмысленная музыка, о которой не задумываешься, которая не отвлекает и даже немного забавит.
Мы усаживаемся недалеко от шумноватой мужской компании, на столе которой четыре огромные кружки светлого пенящегося пива и столько же деревянных тарелок с остатками от сушенной рыбой.
Мы размещаемся возле стены. Официант приносит винную карту.
– Скудно, – выдаю я, пролистав карту от и до. – Брать как будто бы нечего.
– Вам подсказать? – Вмешивается официант, издалека углядев наше незамысловатое смятение.
Арина награждает его такой искренне-благодарной улыбкой, что меня и самого ни с того ни с сего тянет улыбнуться тому молодому человеку.
– Спасибо, мы справимся, – отвечает она официанту, и тот удаляется. – Тогда оставим вино. Что нам до него? Скучный напиток для неторопливых. Заправимся-ка лучше чем-нибудь экстравагантным, например, шотами. А затем отправимся к реке. Как тебе план?
– Лучше, чем ничего.
– Тогда я за официантом, чтобы время не терять.
Настолько торопится, что даже официанта дожидаться не собирается. А о чем говорить, чтобы не скучать? Какую бы тему подобрать, чтобы увлечь друг друга занимательной беседой? Я покусываю губы, коря самого себя за свойственную себе несообразительность.
– Я заказала эти. С мармеладками. Интересно же, правда?
Она тыкает пальцем на картинку, где на рюмках взбитые сливки с разноцветным мармеладом в сахаре.
И минут где-то десять спустя мы уже провозглашаем первый тост.
– Ну, за встречу!
– За встречу!
Мы чокаемся и выпиваем.
– С шотами позволительно торопиться. Намного лучше вина, ну?
– Лучше, – соглашаюсь я.
– Если хочешь, можем взять бутылку красного, только потом, – предлагает она, выбирая мармелад из рюмок. – Но вино не для торопливых. Оно для аристократов или лентяев. В общем для тех, кто никуда не рвется.
– А успеем ли?
Арина кривится, как будто ее неприятно ущипнули за бок.
– Если поторопимся, то все успеем, – она берется за следующую рюмку. Вот-вот останется четыре. – Ну, не будем тянуть. Выпьем за счастливчиков,
– Выпьем.
– Иногда завидую тем, кто совсем медленно зреет где-нибудь в Париже, Берлине, Лондоне, кто не суетится по утрам, чтобы не получить от начальника, кто размеренно, шаг за шагом, без спешки занимается собственными заботами. Иногда завидую тем, кто любуется красотой городов каждый день, кто насытился ею настолько, что воспринимает ее за сущую обыденность, среди которой живет.
– И к таким людям обязательно относятся добивающиеся славы актеры, музыканты, писатели… Все те, кто разукрашивает мир, а не застраивает его домами или поддерживает его функциональность?
– Можно и так сказать.
– Тогда выпьем за счастливчиков?
– Выпьем.
Арина улыбается и тянется чокнуться… Эмоции ее от действия алкоголя все менее сдерживаемы, более страстны, пылки, как языки пламени. Видно, пьянеет она довольно-таки быстро, или, может, раньше она практически не пила?
– Между прочим, я и сам писатель.
– Ух ты, – она оценивает меня таким благодатным взглядом, словно за полсекунды успела надумать, как я заберу ее с собой путешествовать по всему миру и жить на широкую ногу.
– Но не все так просто… – меня так и тянет называть ее «деткой», однако, я все же удерживаюсь. Восхищение не смывалось с ее лица. – Не все так просто, потому что я неизвестный писатель, еще не создавший произведение, охватившее мир, объединившее поколения. Я не веду богатую жизнь, не путешествую…
– Какая разница! – Перебивает она. – Одно это увлечение уже восхищает! Ведь это такая редкость.
– Чем же занимаешься ты?
– Милый, – устало стонет она, растянувшись на столе, – я ведь не дословно расспрашиваю тебя, чем занимаешься ты, это не так уж и важно ведь. Ну, зачем же нам портить нашу коротенькую праздность тоской повседневности?
– Твоя правда, – соглашаюсь я, для себя решив, что она торчит на обычной работе где-то в провинции, что она просто устала и, плюнув на все, вырвалась в Санкт-Петербург, чтобы хоть ненадолго отвлечься от рутины, чтобы узнать и до конца дней насытиться жаждой приключений. – Может, тогда и выпьем за восхищение неизвестными писателями?
Она смеется и поднимает рюмку.
– Выпьем!
Две последних наполненных рюмки смотрят на нас. Так и тянет за язык говорить обо всем. Но о чем говорить, если не о собственной составляющей, если не о том, что окружает изо дня в день, о том, чем пропитался насквозь, чем живешь и дышишь? О мечтах, о том, чем хочешь дышать и прочем, что, в сущности, по-человечески обыденно?
– Какая разница, кем ты был утром, вчера, позавчера и год назад? Какая разница, на кого учился? Никакого значения. Хочешь быть писателем, будь им. Считай, что мы на несколько дней очутились на маскараде.