Жду тебя

Арментроут Дженнифер Ли

Лицо Молли стало сердитым, но она отступила в сторону, приглашая меня войти. Толкнув сетчатую дверь, я последовала за ней в темную гостиную.

– Это дом твоих родителей? – Мой взгляд скользнул по многочисленным фотографиям на стенах и обшарпанной мебели.

– Да. – Она гордо прошествовала в гостиную и схватила пульт от телевизора. Выключив телевизор, она бросила пульт на диван. – Они на работе.

– Это хорошо.

Она ухмыльнулась.

– И это говорит девушка из Ред-Хилл.

Я проглотила ехидный намек на привилегированное местожительство

моих родителей и села в кресло, скрестив ноги в щиколотках.

– Ладно. Я рада, что ты захотела со мной встретиться.

Молли не сидела, а стояла всего в нескольких шагах от меня.

– Что, серьезно?

– Да.

Она нервно засмеялась.

– Что-то я в этом сомневаюсь, вспоминая наш последний разговор и то, что целых девять месяцев тебе было на меня плевать.

Да, пожалуй, разговор предстоял не из легких.

– Я не любительница читать письма от незнакомых людей, это у меня еще со времен старшей школы, когда меня заваливали письмами ненависти. И ты ведь тоже присылала мне кучу не слишком приятных сообщений.

Сложив на груди руки, она вздернула подбородок.

– Ты знаешь, почему я посылала тебе эти сообщения.

– Потому что я не ответила на первые письма и потому что ты меня обвиняешь. – Она промолчала, и я чуть подалась вперед. – Я не лгала, когда сказала, что ничего не знала о тебе до тех пор, пока в январе не поговорила со своим двоюродным братом. Я не открывала первые письма. Это правда.

Она сжала губы.

– Так ты все еще настаиваешь на том, что ты не лживая шлюха?

Я выдохнула через нос и пристально посмотрела на нее. Злость уже закипала во мне, но, так же как и моя мать накануне, я держала себя в руках.

– Как я уже сказала тебе по телефону, я не лгала полиции.

– Тогда почему ты забрала заявление? – спросила она.

– Это долгая история.

Она раскинула руки.

– Разумеется, у меня есть время. Выкладывай.

Ее требовательный тон так и подстегивал меня к тому, чтобы сорваться. Но, сохраняя выдержку, я рассказала Молли и про вечеринку на Хэллоуин, и про то, что было потом. Выражение ее лица оставалось жестким и неумолимым, как у бывалого копа. Лишь когда я призналась в том, что со мной сделал Блейн, на ее лице промелькнула боль. Мне не нужно было задавать вопросов, чтобы убедиться в том, что с ней произошло то же самое. Когда я закончила, она отвернулась, ее плечи поникли, но спина оставалась прямой.

– Мне нельзя никому об этом рассказывать, но я должна была рассказать тебе.

– А своему бойфренду ты рассказала?

– Да.

Она по-прежнему стояла ко мне спиной и молчала.

– Мне бы очень хотелось, чтобы мои родители не соглашались на это, да и я тоже. Я бы хотела быть такой же сильной, как ты, и чтобы…

– Ты ничего обо мне не знаешь. – Она повернулась ко мне, ее глаза стали серыми кремнями.

Я подняла руки, жестом успокаивая ее.

– Но я знаю, что ты сильная, сильнее меня. Ты все сделала правильно, и я знаю, что, наверное, это было нелегко.

– Это

было нелегко.

– Я понимаю.

Думаю, этой девочке доставляло удовольствие спорить со мной.

Ее острый подбородок выступил вперед.

– Все было нелегко. Беседовать с полицией, детективами, а потом с адвокатами. И всем пересказывать в подробностях, что он делал со мной? Рассказывать все до мелочей? Как ты думаешь, легко это было? И мне бы не пришлось пройти через все это, если бы ты тогда сказала правду!

– Мне очень жаль…

Она бросилась ко мне так быстро, так неожиданно, что я даже не успела увернуться.

Молли ударила меня по лицу, сильно, наотмашь. Слезы боли и удивления защипали глаза.

Она ударила меня прямо по лицу.

Я не могла в это поверить. Щека горела, ныла. Проклятье. Эта худышка владела прямо-таки бойцовским ударом.

Потрясение сменилось яростью, и у меня уже чесались руки нанести ответный удар. Но я могла понять злость Молли. Ее рана еще кровоточила, и рана была глубокой. Я сама побывала на ее месте, да и теперь, спустя столько лет, порой на меня накатывает. Злость никуда не делась. Может, и не денется. Вот почему я, как никто другой, хорошо ее понимала.

И только это удержало меня от кулачной расправы.

– Ты заслужила это, – сказала она, и ее голос дрожал.

Моя щека еще горела, когда я встала.

– Может быть. Но я не заслужила того, что со мной сделал Блейн, и не заслуживаю твоего осуждения за то, что я сделала, когда мне было четырнадцать, и выбор у меня был невелик.

– Но ведь не под дулом пистолета твои родители заставляли тебя подписывать бумаги?

Я покачала головой.

– А как бы ты поступила в четырнадцать лет, если бы твои родители потребовали от тебя сделать это?

Она открыла рот.

– Можешь даже не отвечать, потому что на самом деле это не имеет значения. Я очень сожалею… но, если ты сейчас меня ударишь, я ударю в ответ. Мне очень жаль, что это случилось с тобой и что тебе пришлось пройти через судебный процесс и все остальное. И поверь мне, больше всего на свете я жалею о том, что подписала те чертовы бумаги и согласилась на молчание. Но я не могу ничего изменить. Все, что я могу, – это отпустить прошлое.

– Что ж, весело ты его отпускаешь.

Стоя перед этой девушкой, с которой нас связывало общее горе, я чувствовала… пустоту. Никакие ангелы не спустились с небес, не было и откровений. Я чувствовала то же самое, что и выходя из родительского дома. В душе была пустота. В какой-то миг я поняла, что Кэм был прав. Мне не нужен был этот шаг, чтобы двигаться дальше. Мне даже не нужно было бросать вызов родителям. Хоть я и получила от этого удовольствие.

Я шагнула в будущее в тот миг, когда рассказала Кэму правду.

И это прозрение тоже не пришло ко мне в одну ночь. Расставание с прошлым оказалось медленным и мучительным, и нужно было получить звонкую пощечину, чтобы это осознать.