Жечь мосты и грабить корованы
Шрифт:
Короче, в тот раз моя полная неспособность к ориентированию мне даже пошла на пользу — с дипломом у меня проблем не было. А Михаил Александрович Серенко, который стал руководителем проекта, всякий раз начинал хохотать, как только меня видел. Да и на кафедре после этого случая еще долго ходила легенда про привидение из шкафа, про меня то есть.
Однако похоже, что теперь моя манера вечно лезть не в те двери сыграла со мной злую шутку, хотя в свете последних событий с убийствами о шутках вообще речь не шла.
Я кинулась было
Я прижалась ухом к двери и со смешанным чувством стала слушать, как с противоположной стороны с тяжелым лязгом задвинули щеколду. Ощущение было такое, как будто над головой захлопнули крышку гроба, честное слово. А дальше — только удаляющиеся шаги.
Я пыталась по походке определить, кто это был — мужчина или женщина. Но не поняла. Шаги были тихие, неторопливые, а потом и они стихли. И я осталась одна. Вот так кошмар! Где ж это я оказалась? И как теперь отсюда выбираться?
Для начала я огляделась и попыталась сориентироваться. Но куда там. После яркого солнечного света здесь было темно, как в могиле. И именно это сравнение пришло мне на ум. Однако где-то через минуту глаза стали мало-помалу привыкать к темноте, тем более, что через замочную скважину все же пробивался тоненький лучик света.
«И на том спасибо», — подумала я и прильнула глазом к отверстию в двери.
Многого мне, правда, увидеть не довелось — только куст сирени, да глухая стена. Но и это радовало — хоть какая-то связь с внешним миром.
«Может, кто-нибудь мимо пройдет? — подумала я. — Не умирать же мне здесь от голода и жажды».
И мне сразу же сильно захотелось пить.
Вдоволь насмотревшись в замочную скважину, я решила обследовать место своего заточения на предмет запасного выхода. А почему бы и нет? В этих монастырях кругом подземные ходы понарыты. Может, и отсюда идет какой-нибудь туннель.
Я вытянула вперед руки и стала наощупь передвигаться по темнице.
Пока никакого подземного хода здесь что-то не наблюдалось. Да если бы он и был, то наверняка был бы как-то секретно устроен, чтобы не каждому встречному-поперечному был виден.
Я снова спустилась по лестнице вниз. Здесь вдоль всех стен стояли стеллажи, уставленные какими-то горшками, банками, кадушками и здорово пахло квашеной капустой.
«Не иначе как ледник, — догадалась я. — Потому-то так и холодно».
Сначала, еще до того, как захлопнулась входная дверь, мне здесь после уличной жары очень даже понравилось. Было прохладно и свежо. Теперь же стало заметно холодать, и я заволновалась, что если не выберусь отсюда в ближайшее время, то окочурюсь не от голода и жажды — припасов на полках хватит до второго пришествия, — а от переохлаждения.
Впрочем, если это кладовая, то рано или поздно сюда обязательно
Я снова прильнула глазом к замочной скважине. Если убийца решил избавиться от меня таким своеобразным способом, то лучше затаиться и сделать вид, что план его удался. Пусть думает, что я уже замерзла или умерла от страха.
Однако я уже и вправду здорово замерзла и перетрухала.
Ну что он привязался ко мне, этот маньяк? Ну что я такого могла сделать, чтобы он так настойчиво за мной охотился?
А ведь еще полчаса назад я возражала Степке, когда он говорил о существовании маньяка, теперь же я снова стала перебирать в уме всех, кто находился с нами на яхте, и прикидывала, кто бы мог тянуть на эту роль? Деды-профессора? Навряд ли. Про их жен и говорить нечего. Отцовы друзья тоже отпадают. Тем более, что Кондраков вообще с нами на экскурсию не пошел — остался на яхте. Тогда, может быть, Кутузов? Все-таки он помоложе других и еще кое на что способен. Правда, на банкете он так увивался вокруг Аллочки, что было даже похоже, что у них начинается роман. Тогда с какой бы радости он стал Аллочку скидывать с лестницы?
Впрочем, у них, у этих маньяков, свои причуды. Вот, например, кошка, прежде чем съесть мышку, сначала с ней обязательно поиграет, так сказать, аппетит нагуляет. Может, и у маньяков так же? Сначала любовь, а потом...
Господи, какой ужас! Мне стало тошно от собственных мыслей.
Вдруг где-то рядом послышались шаги. Кто-то быстро шел вдоль каменной ограды. И я вновь прильнула к замочной скважине, однако ничего, кроме глухой стены напротив, не увидела.
«Господи, неужто убийца? — подумала я и вмиг покрылась холодным потом. — Неужели это он возвращается?»
В этот страшный момент мне очень захотелось прибегнуть к помощи бога, тем более, что никакой другой помощи все равно не предвиделось, и я попыталась вспомнить хоть какую-нибудь молитву. Но, как назло, на ум не приходило ничего путного. Я вообще кроме «Отче наш» ничего больше не знаю, но сейчас и этого вспомнить не могла.
Я сцепила на груди руки и как заведенная забубнила:
— Отче наш, отче наш, отче наш...
Шаги замерли возле моей двери, а меня в ожидании скорой смерти окончательно заклинило:
— Отче наш, Отче наш, Отче-наш, наш-наш, наш-наш...
Я услышала, как кто-то близко подошел к двери и даже вроде бы к ней прижался.
«Ну вот и все, — пронеслось у меня голове, — это конец. Сейчас он откроет дверь и... Но нет, так легко я не сдамся, буду отбиваться до последнего».
И, подскочив к ближайшей полке, я схватила первую попавшуюся под руки банку. Та, на беду, оказалась трехлитровой, а у меня так сильно тряслись от страха руки, что я ее не удержала. Банка вырвалась из моих рук и, упав на каменный поло, с грохотом разбилась. В воздухе запахло маринованными помидорами.