Желание

Вульф Трейси

Он делает это не в первый раз и, вероятно, не в последний. Но, может быть, когда-нибудь я все-таки перестану на это клевать. Может быть.

А может, и нет.

Потому что что-то во всем этом, в этих наших обменах колкостями, в нашей грызне иногда бывает ужасно похоже на… на любовную игру.

От этой мысли мне делается еще больше не по себе. Потому что любовная игра многогранна, она дарит радость и приятно щекочет нервы, но в конечном итоге она обычно приводит к чему-то иному, к чему-то важному, а я понятия не имею, как я

к этому отношусь. Ведь прошла всего лишь неделя с тех пор, как Джексон разбил мое сердце… и всего лишь считаные минуты с того момента, когда я узнала, что исправить это нельзя.

Мы наконец доходим до моей комнаты, но прежде чем мне удается скрыться за дверью, бросив через плечо: «спасибо за странный вечер», Хадсон останавливает меня.

– С тобой все в порядке? – спрашивает он, подняв брови и преграждая мне путь рукой, упертой в косяк.

– Да, – отвечаю я, хотя я совсем не уверена, что это так, ведь внутри меня творятся такие странные вещи. Я даже представить себе не могла, что буду вот так реагировать на Хадсона. Может, он и моя пара, но он также и мой друг, однако весь этот момент и эта его поза определенно выглядят не по-дружески.

– Мне надо идти к себе, – говорю я, досадуя на то, что у меня пресекается дыхание. И еще больше на то, что в ответ у него расширяются зрачки… вот только это не совсем досада.

– Хорошо. – Он делает шаг в сторону. – Но дай мне знать, когда тебе действительно захочется получить ответы.

– Какие ответы?

– Ответы на те вопросы, которые ты задаешь. Ты не можешь прятаться всю дорогу, Грейс.

Это так близко к тому, о чем я уже думала, к тому, что я говорила Мэйси, что меня опять охватывает злость.

– Я не какая-нибудь слабачка, – говорю я. – Я вполне способна справиться с трудностями.

– Ты способна справиться с чем угодно. Никто в этом не сомневается – а если сомневается, то он дурак, ведь ты уже доказывала это, и не раз. Ты самый потрясающий человек, которого я когда-либо знал.

Хадсон никогда не говорит того, чего не думает, наверное, именно поэтому его слова так действуют на меня. Но прежде чем я успеваю придумать ответ, он добавляет:

– Однако у тебя есть склонность уходить от конфликта, если это возможно.

– А что плохого в том, что я не хочу ссор? – спрашиваю я.

– Ничего. Но плохо продолжать прятаться, пока проблемы не становятся такими большими, что игнорировать их уже нельзя. Это что-то вроде того, как некоторые люди поступают со счетами – они складывают их в ящик, потому что не хотят платить. И продолжают набивать и набивать этот ящик, так что в конце концов новые счета перестают в него влезать – и к этому времени их жизнь уже пошла наперекосяк. Да, дела могут идти плохо, и поначалу кажется, что легкого решения нет, но потом, если ты слишком долго тянешь, из всех возможных вариантов у тебя остаются только те, которые тяжелее всего.

Его слова задевают

меня за живое. Наверняка он говорит об узах нашего сопряжения. Он так и не сказал, какие именно данные он искал в библиотеке, но теперь я вдруг въезжаю. До сих пор я не позволяла себе задумываться над тем, как Хадсон может относиться к нашему сопряжению, или спрашивать об этом у него самого. Я была не готова ни к одному из возможных ответов – ни к тому, что он рад этому сопряжению, ни к тому, что он сожалеет о нем. Но пока я прятала голову в песок, Хадсон продолжал действовать.

– Ты сказал, что сегодня вечером изучал информацию об узах сопряжения, – шепчу я, чувствуя, как сильно бьется сердце. – А что именно ты пытался выяснить?

Несколько секунд он смотрит мне в глаза, затем отвечает:

– Каким образом их можно разорвать.

Глава 17. Противоречивые сигналы

Три часа спустя я все так же смотрю на потолок над моей кроватью, думая о словах Хадсона насчет того, что я всякий раз стараюсь уходить от конфликтов.

Я хочу, чтобы он был неправ, правда, хочу. Но чем дольше я лежу на ярко-розовом стеганом одеяле, которое мне не нравится – и никогда не нравилось, – тем больше мне кажется, что он прав. Особенно когда, перевернувшись на живот, я утыкаюсь лицом в ярко-розовую декоративную подушку.

Я делаю глубокий вдох.

И впервые позволяю тем вопросам, которые я игнорировала несколько месяцев, заполнить мою голову, подобно рою рассерженных пчел.

Каким образом Лия узнала, что я пара Джексона, еще до того, как я услышала о таком месте, как Кэтмир? До того, как мы с Джексоном коснулись друг друга? Ведь считается, что узы сопряжения возникают только после такого соприкосновения? Если уж на то пошло, то как она могла узнать, где меня искать?

Каким образом я смогла унести Хадсона из нашего мира и оказаться запертой вместе с ним в каком-то другом измерении? И почему там узы моего сопряжения с Джексоном исчезли?

Почему узы моего сопряжения с Джексоном были двух цветов, а не одного, почему они представляли собой переплетение зеленого и черного вместо того, чтобы иметь один цвет, четкий и яркий?

Откуда Кровопускательница узнала, как их можно разорвать? Как она поняла, что их вообще можно разорвать, если прежде никто этого не делал?

Как получилось, что в конце концов я оказалась сопряжена с Хадсоном? Одно дело обнаружить, что твои узы сопряжения разорваны – хотя считается, что это невозможно. И совсем другое – в тот же самый день получить новые узы сопряжения, узы сопряжения с другим человеком, ведь такое, по идее, еще более невозможно, не так ли?

Чувствуя, как во мне поднимается волна паники – такая знакомая, – я злюсь на Хадсона за то, что он заставил меня заглянуть в себя. Это было нечестно – ведь сам-то он понятия не имеет, каково это – терпеть панические атаки.