Желание
Шрифт:
Нет, Катрин меня совсем не пугала. Но в воздухе словно поменялся химический состав. Птицы затихают перед грозой, кошки прячутся перед землетрясением, собаки поджимают хвосты, ожидая возвращения разъяренного хозяина. Причем происходило это не вокруг меня, а — со мной. Только не здесь. В другом месте. Кто-то как будто протягивал руку и запускал ее мне в душу. И сердце начинало возмущенно скрестись по ребрам — ему не оставалось места, оно так старалось быть незаметным, и ему даже незаметности не оставляли…
Катрин
От подоконника Катрин метнулась ко мне.
Дышать стало нечем.
Вампирша быстро окинула меня взглядом, словно проверяла полную комплектацию — руки, ноги, голова, уши, нос, родимое пятно на плече.
— Этого только не хватало! — прошипела вампирша.
Мое тело взорвалось болью, и я потеряла сознание…
— Где ты, где ты? Ну, где ты? — надрывалась у меня над головой птичка. — Где ты, где ты? — с тоской спрашивала она меня.
— Здесь, — хотела ответить я и прогнать зануду. Мешает человеку спать… Но голоса не было. Горло было чем-то забито, я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Потом пришел холод — палач с тонкими иголками, которыми он нещадно колол меня. Я только никак не могла понять, откуда в моей комнате птицы. До двенадцатого этажа они редко когда долетали.
А занудная песня продолжала звучать, требовать от меня вернуться к жизни.
Потом я поняла, что у меня какая-то странная поза. Если я дома на кровати, то почему в бок мне что-то упирается? Почему мне холодно, куда делось одеяло? И почему над головой так глухо что-то ухает, рождая ощущение отсутствия потолка.
«Вот так и живем без крыши», — грустно заметило сознание, и в голове моей случился маленький сумбур, потому что надо было как-то срочно соединить то, в чем я еще секунду назад была убеждена, с тем, что медленно на меня наваливалось. С действительностью.
Потолка не было. Не было стен, пола и кровати. Я лежала на земле. В кулаке у меня был зажат сотовый телефон. Он и издавал странные звуки, похожие на последний писк умирающей канарейки — от удара у него что-то стало с микрофоном. Причем экран не загорался, поэтому в темноте я не могла определить, кто звонит.
На кнопку я нажимала тоже на ощупь.
— Гурьева, знаешь, кто ты? — ворвался в мое взбаламученное сознание голос Колосова.
— Знаю. — Я с трудом смогла прокашляться, чтобы ему ответить.
— А если знаешь, то какого черта ты устраиваешь такое? — завопил он. — Где ты? Я этого идиота убью когда-нибудь! Говори, ты где?
«А он вырос, — отметила я. — Здорово вырос. Еше совсем недавно таким не был. Прыгал, бегал, размахивал саблей, изображал из себя героя.
— Не знаю, — выдавила я и попробовала оглянуться. Но с шеей от долгой неудобной позы что-то произошло, она не шевелилась.
— Зато я знаю! — надрывался Пашка, отвечая на какие-то свои мысли. — Куда тебя унесло? Ты же болеешь!
— Меня унесли. — Вокруг был лес. Вечерний сумрак скрадывал ближайшие деревья, остальное тонуло в темноте. — Куда-то, — добавила я, пытаясь вспомнить, как здесь оказалась. Память ускользала, оставляя только цветовые пятна. Что-то рыжее. И белое.
— Куда унесли? — взвыл Колосов. — Где ты? — повторил он вопрос птички.
Темнота вокруг наступила, прижала меня к земле. Я начала медленно приходить в себя.
— Ой… — вырвалось из горла. Страх взорвался изнутри противными газированными пузыриками. Руки были влажные, джинсы промокли, блузка перепачкана в земле.
— Что с тобой? — Мне так и виделось, как Пашка нахмурился, чуть склонившсь вперед.
— Я… я в парке.
Я узнала место. Пригорок, березки, дорожки — одна идет прямо, мимо речки к озеру, от нее отделяется вторая, узенькая — она будет петлять между деревьев до далекой автострады. Я сижу аккуратно между ними. Как настоящий рыцарь на распутье. Но от рыцаря меня отличало одно весьма существенное обстоятельство — я была босиком, и от холода не чувствовала своих ног.
Яркая картинка мгновенно вспыхнула в мозгу и погасла, но я уже все вспомнила. И завизжала. Мне показалось, что сзади ко мне кто-то подкрадывается.
— Гурьева! — неслось из телефона сквозь умирающий сигнал разряженного аккумулятора, извещавшего, что аппарат вот-вот выключится. — В каком парке? В нашем? Где? Ты одна? Никуда не уходи!
Я открывала рот, чтобы сказать, чтобы предупредить: приходить ко мне не надо! Это все Катрин. Она опять что-то задумала. Украла меня из дома и принесла в парк не просто так. Но горло словно сдавило. Я не могла ни вдохнуть, ни сказать что-нибудь.
Трубка снова пискнула. Я отвела ее от уха, вгляделась в темный экран. Сколько времени? Чего так всполошился Пашка? Разве сегодня — уже не сегодня?
— Какой сегодня день?
— Ты где? — рявкнул Колосов, и сотовый замолчал.
Я сжала трубку в кулаке. Хрустнула, сдвигаясь, крышка. Аппаратик был сейчас похож на серенькую раздавленную птичку. Да я и сама была такой птичкой.
Попыталась встать. В бедре проснулась боль, как будто меня то ли ударили, то ли уронили боком на что-то жесткое.
Надо будет сказать Катрин, чтобы в следующий раз при транспортировке нежнее со мной обращалась. На упаковочной таре всегда ведь написано «не кантовать, хрупкий предмет». Для особо талантливых еще и рюмочка нарисована. Разбиться же могу!