Желанное наказание
Шрифт:
Измученная Алилесса проспала после бурной ночи долго. Когда она проснулась, был уже полдень, яркое солнце пробивалось сквозь неплотно задернутые шторы, солнечное пятно прочертило ослепительную полосу на белоснежном постельном белье, нагрело ее плечо и играло золотом на кольцах ее волос, приведенных бурной ночью в полнейший беспорядок.
Ее мужа рядом не было; наверное, он встал раньше и ушел по своим делам, оставив ее. Просто ушел, наигравшись, натешившись, удовлетворив свою похоть.
Алилесса всхлипнула, просунув руку под одеяло и коснувшись живота.
Все ее тело
Но сейчас его рядом не было. Не было дикого удовольствия, и Алилесса, раз за разом прокручивая в голове воспоминания, все глубже и глубже погружалась в мучительный стыд.
«Я хочу трахать вас, и я буду трахать вас».
Он ни разу не поцеловал ее, ни разу не погладил с нежностью. Он трахал ее, драл как шлюху, жадно лапал всюду, где хотел, заставлял делать то, что он хотел… и она вела себя как шлюха! Алилесса закрыла пылающее лицо руками, ей хотелось провалиться сквозь землю при одном воспоминании о собственных стонах и криках.
В дверь комнаты негромко постучали, дверь раскрылась и в спальню вошла пожилая женщина.
На ней было надето темно-синее строгое платье, повязан белый передник, на ногах – темные туфли на устойчивом каблуке. Очень похоже на униформу, которую носят слуги в богатых домах – добротно и элегантно, опрятно и строго. Ее серебряные от седины волосы уложены в аккуратный узел на затылке.
– Миледи уже проснулась? – почтительно произнесла она, сложив руки на животе. – Доброе утро. Желаете завтракать здесь, в постели, или спуститесь в столовую?
Внимательные глаза горничной – а это, вероятно, была горничная, посланная хозяином дома за Алилессой, – рассматривали девушку, и та покраснела, понимая, как сейчас выглядит – взлохмаченная, с припухшими от ночных слез глазами и искусанными красными губами.
Она стыдливо натянула одеяло до подбородка, ей хотелось чтобы старуха убралась прочь сию же минуту, оставила ее в покое, но та стояла как вкопанный в землю столб, будто так и надо, и терпеливо ожидала ответа.
– Пожалуй, я спущусь вниз, – промямлила Алилесса, краснея. Старуха не могла не понимать, что произошло тут ночью. На полу валялись обрывки ночной рубашки Алилессы, простынь была покрыта неряшливыми пятнами, и Алилесса с содроганием поняла, что это пятна ее крови.
Уже потерявшей свою яркость, ставшей бурой, темной, но тем не менее.
Не хватало еще, чтоб и слуги в этом доме считали ее, Алилессу, шлюхой! Не хватало еще того. чтоб потом они перешептывались за ее спиной, рассказывая друг
– О, миледи, – тактично произнесла горничная, проследив за ее взглядом и тоже увидев эти пятна. Алилесса побагровела и поспешила накинуть на них одеяло, но было уже поздно. – Вам помочь? Вероятно, вам нездоровится?
Том… Почему-то в памяти всплыло его лицо и сердце Алилессы внезапно кольнуло острое чувство любви – так бывает, когда теряешь кого-то очень близкого и когда понимание потери наконец доходит до разума и осознается в полной мере.
Том, красивый и молодой, вспыльчивый и глупый, он ведь тоже любил ее!..
Как бы свински он не вел себя в тот роковой день, он же долгое время терпел ее отказы, смирялся с тем условием, которое она ему поставила, и был к ней нежен. Да, нежен – он целовал ее, замирая от ответных касаний ее губ, он обнимал ее и лаково гладил плечи, он…
А с Гранчестером все будет не так. Не будет нежности. Не будет трепета в прикосновениях, не будет замирания сердца – все ведь уже произошло, чем можно тронуть, удивить его ледяное сердце? И захочет ли он вообще того, что сам с таким презрением называл телячьими нежностями? Нет; ему нужен только секс, только ее тело.
Не будет тепла, того особого приятного чувства, что обычно ощущают двое влюбленных, просто находясь дуг с другом. А будет вот это – грубая, грязная, стыдная возня в темноте, разрывающее, унизительное наслаждение сначала и чувство болезненной пустоты после.
Эта пустота сейчас ощутилась особенно остро. Алилесса подсознательно ждала, что ее муж все же проявит человечность, проявит хоть каплю доброты и пожалеет, произнесет те слова, которые сейчас произносит эта чужая женщина, убедит ее, Алилессу, испуганную, сгорающую от стыда, что все произошедшее вовсе не знак того, что он неуважительно к ней относится. Хоть какие-то слова, хоть какое-то утешение и помощь, а не это холодное использование!
Но этого ей не было дано…
Просто взял, просто сделал то, что хотел и просто ушел, бросив, оставив, словно безмолвную вещь. Отнял у нее любовь, дорогого ей человека просто потому, что так захотел. Отнял планы на жизнь, поломал все мечты, да и саму жизнь переломал. Теперь, даже если он вскоре насытится ею, наиграется и даст развод, разве захочет Том быть с нею после всего, что случилось?..
Алилесса не выдержала и громко разрыдалась, закрыв лицо руками, вздрагивая и захлебываясь слезами, и старуха вышла из своего почтительного ступора, ее угодливое, ничего не выражающее лицо стало растерянным, тонкие сухие губы дрогнули в нежной улыбке.
– Милая, – она всплеснула руками и поспешила к бьющейся в истерике Алилессе. – О, дорогая… не плачьте! Зачем эти слезы, ну же? Милая!
Предательское кровавое пятно снова показалось из-под одеяла, которое Алилесса натянула на себя, желая спрятаться от всего мира, и старуха приняла ее слезы за плач по потерянной невинности, за шок, который, несомненно, испытала юная девушка при знакомстве с плотской стороной любви.