Железная мистерия

«Железная мистерия»{1} предполагает читателя, уже знакомого с книгою «Русские боги». Мистерия связана с нею общностью темы, центральные образы первой книги — демиург Яросвет, Навна, демон великодержавной государственности уицраор Жругр — остаются главенствующими и во второй.

Для читателя, незнакомого с первой книгой, некоторые подробности Мистерии могут показаться непонятными, особенно в начале чтения.

Действие разворачивается в многослойном пространстве. Из этих слоев, расположенных горизонтально, особенное значение имеют три.

Средний слой — арена событий условно-исторического плана. Это — картина большого города на морском берегу. Центром его служит Цитадель; справа от нее — пятиглавый собор, слева — дворец Августейшего. Вокруг этого архитектурного ансамбля кварталы богатых домов с колоннами, обширные районы многоэтажных громад и лачуг, фабричные предместья. В отдельных случаях становятся видными как бы крупным планом площади, гавани, монументы, залы общественных зданий, рынки, подземелья, заводские цеха. Открытый к морю, город оцеплен со стороны материка полукружьем стен с несколькими воротами. Далее простирается равнина, в свою очередь, окаймленная скалистым хребтом. Один

из концов этой горной дуги обрывается крутым мысом в море невдалеке от города. По мере хода действия пейзаж этот претерпевает значительные изменения.

Под этим слоем на больших глубинах расположен Нижний слой Мистерии; это — подобие некоторых миров инфрафизики, связанных со Средним историческим слоем общностью протекающих там процессов. Нижний слой становится видимым лишь минутами, когда перебегающие световые вспышки пронизывают его частично или насквозь, а Средний слой охватывается полутьмою. В остальное время оттуда доносятся лишь шумы и голоса. Человеческого обличая существа Нижнего слоя не имеют; однако у некоторых из них, мельчайших, можно заметить отдаленное сходство с человеческою формой.

Третий слой. Вышний, остается невидимым, за исключением редких мгновений. Но голоса оттуда доносятся также: вначале — очень редко, потом — чаще.

Я не знаю, какой воскуривать Тебе ладанИ какие Тебе присваивать имена.Только сердцем благоговеющим Ты угадан,Только встреча с Твоим сиянием предрешена. Твои тихие, расколдовывающие силыОтмыкают с неукоснительностью часовСлух мой, замкнутый от колыбели и до могилы,Зренье, запертое от рождения на засов. Совлекаемая невидимыми перстами,Все прозрачнее истончающаяся ткань,И мерцает за ней — не солнце еще, не пламя,Но восходу его предшествующая рань. Поднимаешься предварениями до храмовНа вершинах многонародных метакультур,Ловишь эхо перводыхания Парабрамы{2}В столкновении мирозданий и брамфатур. И я чувствую в потрясающие мгновенья,Что за гранью и галактической, и земной,Ты нас примешь, как сопричастников вдохновеньяДля сотворчества и сорадования с Тобой. И, разгадывая вечнодвижущиеся знакиНа скрижалях метаистории и судьбы,Различаю и в мимолетном, как в Зодиаке,Те же ходы миропронизывающей борьбы. Дух замедливает у пламенного порога:Он прислушивается, он вглядывается в грозу,В обнаруживаемый замысл Противобога,В цитадели его владычества — там, внизу; Он возносит свою надежду и упованьяК ослепительнейшим соборам Святой Руси,Что в годину непредставимого ликованьяОтразятся на земле, как на небеси. Катастрофам и планетарным преображеньям —Первообразам, приоткрывшимся вдалеке —Я зеркальности обрету ли без искаженьяВ этих строфах на человеческом языке? Опрокинутся общепризнанные каноны,Громоздившиеся веками, как пантеон;В стих низринутся — полнозвучны и многозвонны —Первенствующие спондей и гиперпеон. И, не зная ни успокоенья, ни постоянства,Странной лексики обращающаяся пращаРазбросает добросозвучья и диссонансы,Непреклонною диалектикой скрежеща. Не отринь же меня за бред и косноязычье,Небывалое это Действо благослови,Ты, Чьему благосозиданию и величьюМы сыновствуем во творчестве и любви.

Осенние сумерки.

Смутный шум улиц. Порывы ветра доносят из-за городских стен, с равнины, то

падающий, то поднимающийся гул народного множества. Очень издалека видим редкие, вздрагивающие пятна: то ли свет в окнах разбросанных по равнине деревень, то ли костры боевого стана.

Во дворце Августейшего {3} — танцевальная музыка.

— Mesdames — a doite! — Messieurs — a gauche! [1] — Вы чуете легкую гарь? —— Ah!.. как обаятелен, как пригож Сегодня наш государь!Во дворцовых подвалах — радение.И-эх, наваждение… — Ох, ни зги…— Подь женишок-Саваоф {4} : лей! жги! Хлынь в зло, в грех…— Ты накати-налети, друг — дух!— Ты заверти-подхвати, слей двух — Трех? — Сто! — Всех!

На окраине — старинный монастырек. Келья Прозревающего. Он средних лет. Сидит в кресле, откинув голову на спинку и закрыв глаза.

Голос невидимого даймона [2]

Видишь ли суть сквозь пятна Мечущихся личин?Слышишь ли голос невнятный Со дна пучин?

Прозревающий

Улавливаю, но размывчиво… смутно… взор еще застит мгла…Мнится — в геенне вручают кому-то родившемуся — дар зла.

Тонкий, как нить, вздрагивающий голос из глубины

Развенчивай Царство Пред концом!Оскверняй Церковь Бубенцом!Прилепись К клиру Алтаря!Подрывай Веру В трон царя!

Во дворцовой зале появляется Августейший в сопровождении хлыстовского «саваофа». Оркестр рассыпается стаей взвизгов. Дамы упархивают за колонны.

— Mon Dieu! Qui est ca? [3] — Mesdames, спокойно…Хитер, как лиса — И в том вся тайна.— Но очи-то! Очи!.. — Ах, не скажите…— О чем он пророчит, Живой небожитель?

«Саваоф», поднимая перст, густым окающим говором

Нынче всякий походяЛжет, в бесовской похоти,Будто лишь в Европе ум,Русь же — мрак да опиум.По таким ударить —Значит государить.

Августейший

Да, нелегко нам судно вестиМежду сирен докучных…С голосом царской совестиВы лишь один созвучны.

«Саваоф» обводит колдующим взором зал. Дамы показываются из-за колонн.

Одна, приближаясь

Простите неверный шаг…Наш обморок… Наш смешок…Теперь мы, осилив шок,В вас поняли истый шик.

Другая, пошатываясь

Какой неимоверный взор!Он — бел, фиолетов, бур…Не все ли равно — пожарПодхватит нас? Смерть? Позор?..

Третья, коленопреклоненно

О, возложи свою руку,Как на священную раку,На грудь мою: слышишь трепет?То — кровь наша нас торопит! —

«Саваоф», благословляя дам и мужчин

Государь возлюбленный!Мир, чертями вздыбленный,Немогущ, пока я —Страж твоего покоя.