Железная звезда
Шрифт:
Кэмерон кивнул и пробормотал поздравления, надеясь, что они придутся к месту.
Он свернул за угол и вновь увидел епископа, так похожего на брата Элизабет. И подумал, что епископ и естьее брат.
— Да забудутся грехи ваши! — продолжал восклицать епископ,— Да простятся долги ваши!
Кэмерон просунул голову меж двух толстушек, стоявших у края тротуара, и попытался окликнуть епископа. Но голос подвел, превратившись в хрип,— и тот пошел дальше.
«Идти дальше, перемещаться —хорошая мысль»,— подумал Кэмерон.
Он устал от этого мира. Он слишком рано сюда попал, и ему больше не хотелось иметь дело с этой безумной суматохой.
Кэмерон отыскал
Все в порядке. Вперед!
Голая степь простиралась до самого горизонта. Это могла быть Гоби. Тут не видно ни больших городов, ни городков, ни даже деревень — только шесть-семь приземистых черных палаток устроились широким кругом в седловине между двумя серо-зелеными пригорками в нескольких сотнях ярдов от того места, где стоял Кэмерон. Он продолжал оглядывать слегка всхолмленную равнину и на самом пределе зрения различил темные силуэты. С десяток коней стояли в ряд, голова к голове, бок о бок. Десяток коней с седоками. Или это стадо кентавров? И такое возможно. Но Кэмерон все же решил, что это индейцы; возможно, вооруженный отряд юных смельчаков, разбивших лагерь посреди этой голой степи. Они ею видят. Вероятно, заметили еще раньше, чем он их. Всадники, ломая строй, поскакали к нему.
Он не тронулся с места. С чего бы ему спасаться бегством? Да и где тут можно укрыться?
Кони перешли с рыси сначала в легкий галоп, а потом понеслись стремглав, приближаясь с пугающей поспешностью. Всадники в кожаных куртках нараспашку и грубых штанах из сыромятной кожи были вооружены копьями, луками, алебардами и длинными кривыми мечами. Они скакали на маленьких проворных лошадках ростом чуть повыше пони — этаких неутомимых сгустках энергии. Всадники окружили Кэмерона, остановились, а их норовистые лошадки начали тихо ржать и вставать на дыбы. Воины разглядывали Кэмерона, показывали на него пальцами, смеялись, что-то грубо и насмешливо говорили на своем непонятном языке. Потом принялись степенно кружить вокруг него. Это были плосколицые бородатые люди с маленькими носами и широкими выступающими скулами. Макушки у них были выбриты, но на уши и затылки падали длинные черные пряди. Из-за тяжелых складок на верхних веках казалось, что все они косоглазы. К медному цвету кожи примешивался какой-то золотистый оттенок, как будто это были совсем не индейцы, а... кто? Японцы? Корпус самураев? Нет, наверное, не японцы. Но и не индейцы.
Они продолжали кружить вокруг него, все быстрее и быстрее, переговариваясь друг с другом, а иногда бросая и Кэмерону какие-то фразы, похожие на вопросы. У него создалось впечатление, что они хоть и в восторге от такой встречи, но относятся к нему с пренебрежением. Внезапно, демонстрируя искусство верховой езды, один из всадников выскочил из круга, галопом промчался мимо Кэмерона, наклонился и ткнул его пальцем в предплечье. Потом то же самое проделал еще один и еще. Воины поочередно выскакивали из круга, толкали его, дергали за волосы, щипали, чуть ли не сбивали с ног. Со свистом рассекали мечами воздух прямо над его головой. Угрожали ему копьями — или только делали вид, что угрожают. И, проделывая все это, не переставали смеяться. Кэмерон продолжал стоять на месте, подозревая, что это испытание на смелость. В конце концов он прошел такую проверку. Безумная скачка закончилась, и несколько воинов спешились.
Они оказались невысокими, ему по грудь, но шире в груди и плечах. Один из них взял кожаный бурдюк и вполне понятным жестом предложил: бери, пей. Кэмерон осторожно глотнул густую сероватую кисло-сладкую жидкость. Сквашенное
«Это монголы»,— понял Кэмерон.
К горизонту удалялись воины Чингисхана.
Мировая империя? Да, и эти края для них — Дикий Запад, фронтир, где юноши превращаются в мужчин. В Европе, за семь веков монгольского господства, они осели в городах, обзавелись хозяйством, превратились в выпивох и театралов, стали садоводами — но здесь шли по стопам своих предков-завоевателей.
Кэмерон повел плечами. Здесь ему делать было нечего. Он еще раз глотнул молока и бросил бурдюк в высокую траву.
Вперед!
А в этом месте травы не было. Он видел руины домов, обугленные стволы деревьев, груды битой черепицы и кирпичи. В воздухе витал запах смерти. Все мосты были разрушены. С залива тянулся густой маслянистый туман, он был подобен экрану, на котором двигались какие-то фигурки. Да, среди этих руин теплилась жизнь. Там копошились люди. Живые мертвецы.
Кэмерон вглядывался в туманную мглу и как будто сам oщущал ударную волну и бьющий по коже град альфа-частиц. Он представлял, как оставшиеся в живых выбираются из разрушенных домов и бродят по тлеющим улицам, голые, оглушенные. Их тела обожжены, глаза остекленели, волосы в огне. Ходячие мертвецы. Никто ничего не говорит. Никто не спрашивает, почему так случилось.
Он смотрел немое кино. Здесь на землю пришел карающий небесный огонь, и земля запылала. Планета горела синим пламенем! Пришел день Страшного суда, день гнева...
Он слышал ужасную музыку, похоронный марш, хор виолончелей и басов, безнадежные звуки: «Оммм... оммм... оммм... оммм... оммм...» Темп нарастал, музыка превращалась в танец смерти, неровный и быстрый. Танец по-прежнему был мрачным, с траурными ритмами: «Оммм... оммм... оммм-де-оммм... де-оммм... де-оммм... де-омм-де-оммм...», танец был отрывистым и хаотичным, в нем чувствовалось веселье безумия и то и дело прорывалась искаженная мелодия «Оды к радости».
Умирающие люди протягивали к нему бесплотные руки. Кэмерон отрицательно качал головой. Чем он мог помочь? Он чувствовал себя виноватым, туристом в краю чужой скорби. В их глазах читался упрек. Он прижал бы их к груди — но боялся, что они превратятся в прах от прикосновения. И пропустил процессию мимо, не пытаясь преодолеть бездну, отделяющую его от живых мертвецов.
— Элизабет? — тихо позвал он,— Норман?
У людей не осталось лиц, только глаза.
— Чем я могу помочь? Я не могу ничем вам помочь.
Они даже не заплачут.
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,— то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею,— нет мне в том никакой пользы» [21] .
Но в этом мире нет места для любви.
Кэмерон отвел взгляд.
21
I Кор. 13:1-3. (Примеч. перев.)