Железное золото

Браун Пирс

Сирена срабатывает по расписанию.

Из динамиков вырывается пронзительный вой. Он разнес бы в клочья наши барабанные перепонки, если бы не акустические затычки. А так сирена звучит едва ли громче назойливого скулежа голодной собаки. Вторая защитная дверь закрывается за нами, запечатывая нас внутри. С потолка опускаются два модуля и начинают гнать лишающий сознания газ. Но наши рециркуляторы работают, и нам все равно. Высоко на стене открывается ангар, и металлический дрон вылетает из своего укрытия – прямиком в лазерную сетку Вольги. И падает на пол четырьмя дымящимися кусками. Следом вылетает второй;

его постигает такая же судьба, а Вольга тем временем отстреливает камеры. На окнах опускаются металлические щиты, блокируя нас. Я стою неподвижно, как дирижер в центре оркестра. Все эти переменные становятся на свои места в точности по плану. Адреналин развеивается, и на меня обрушивается тяжелая, бесформенная депрессия.

– Взломщик, найди выход, – бормочу я в интерком.

Вольга ссыпается со стены и присоединяется ко мне. В ее движениях ощущается возбуждение – она еще молода, поэтому весь этот спектакль ее впечатляет. Дано прыгает по колоннам обратно к арке и вырезает на ней лазерной дрелью неприличное слово.

– Клинок, – говорю я.

Он вертит его в руке. Лезвие-хлыст предназначено для человека, вдвое превосходящего Дано размерами.

– Такой мелкой мерзостью только хер щекотать!

– Клинок, – повторяю я.

– Конечно, босс.

Дано небрежно бросает его мне. Я перехватываю лезвие-хлыст в воздухе. Его рукоять слишком велика для моей руки. Настоящая слоновая кость и инкрустация золотой филигранью. В остальном клинок исключительно целесообразен. В виде хлыста он сворачивается, подобно тонкой спящей змее. Стремясь поскорее избавиться от грозного оружия, я укладываю его в пенопластовый футляр и сую в рюкзак.

– Ну что ж, ребятки… – Я открываю канистру изготовленной на заказ кислоты и выливаю ее на мраморный пол. – Пора сматываться.

7. Эфраим

Арбитр

На следующее утро после ограбления – мой самый нелюбимый день в году – я попиваю водку и жду, когда арбитр завершит осмотр.

– Ну и каков ваш вердикт? – спрашиваю я, не скрывая нетерпения.

Худощавый мужчина демонстративно безмолвствует, восседая за столом, над которым до этого горбился чуть ли не час. Сверхдраматичная белая дрянь. Эти анемичные задницы считают мудрым изображать отчужденность, прячась за контрактами и коммерцией, как пауки за своими сетями. Во время судебных разбирательств Гипериона двести белых были приговорены к пожизненному заключению в Дипгрейве за участие в судебной системе золотых. А надо было посадить десять тысяч! Но остальных спасла амнистия, объявленная правительницей.

От скуки я рассматриваю пентхаус. Он обустроен с утонченным вкусом, со сдержанным тщеславием, популярным в высших кругах Луны: минималистский декор, полы из розового кварца и большие окна, за которыми сияет ночной пейзаж. На планетке, где три миллиарда человек лезут друг другу на голову ради возможности дышать, лишь оскорбительно богатые могут позволить себе так много пустого пространства.

Это жилище напоминает о множестве роскошных квартир, где мне доводилось бывать в качестве высококлассного сотрудника страховой компании «Пирей», еще до восстания. В те времена, когда я был полезен.

Высшие цвета смотрели на серых свысока, потому что мы вычищаем мусор. Низшие цвета нас ненавидели, потому

что мусор – это они. Все прочие нас боялись, потому что мы семьсот лет были универсальным ножом государства. Черные? Почти все – цирковые уродцы. Работу выполняют серые. Мы эффективны, легко приспосабливаемся ко всему, и преданность системе у нас в крови. Для большинства мало что изменилось: хозяева новые, ошейник тот же.

Зеваю. Я опять слишком много думаю и потому глотаю золадон, встаю и принимаюсь расхаживать взад-вперед, пока наркотик чужой холодной рукой не возвращает мои блуждающие мысли к моему работодателю.

Осло – если его действительно так зовут – безобидное, невероятно педантичное существо, чудовищно спокойное, почти как робот. Он худощав и профессионален, в белом строгом кителе с жестким высоким воротником и рукавами по костяшки пальцев. Кожа у него черная, как чернила кальмара. Голова лысая, а радужки глаз нервирующе белые. Он поправляет цифровой монокль в правом глазу.

– Я полагаю, что это тот самый предмет, который желали получить мои клиенты, – произносит он звучным баритоном.

– Как я и сказал. Может, покончим наконец с этим?

Осло в последний раз склоняется над лезвием-хлыстом, потом выпрямляется и чрезвычайно бережно укладывает его в металлический кейс с гелевой изоляцией.

– Гражданин Хорн, вы, как всегда, своевременно доставили запрошенный предмет. – Он поворачивается ко мне, печатая на своем датападе. – Вы увидите, что оговоренная сумма зачислена на ваш счет в Эхо-Сити.

Я достаю свой датапад, чтобы проверить, есть ли поступление.

Осло приподнимает правую бровь:

– Я уверен, что все удовлетворительно.

– Ют, – бормочу я.

– Ют? – с любопытством переспрашивает он. – Ах да, жаргон легионеров. Означает утверждение, обычно употребляется, чтобы дать утвердительный саркастичный ответ офицеру, не вызывающему симпатии.

– Это называется «собачий язык», – говорю я. – А не «жаргон легионеров».

– Конечно. – Осло касается груди. – На самом деле я тщательно его изучал. Полагаю, меня можно назвать энтузиастом военного дела, в некотором роде. Традиции. Организация. «Мериуотер ad portas» [3] , – с улыбкой говорит он, цитируя фразу, которую семь веков выкрикивали легионеры в память о Джоне Мериуотере, американце, чье вторжение на Луну почти обратило вспять поток Завоевания, – напоминание о том, что враг всегда у ворот.

3

Отсылка к крылатому латинскому выражению «Hannibal ad portas» – «Ганнибал у ворот».

Я предпочитаю махнуть на это рукой, вспомнив, что Повелитель Праха сказал моей когорте в качестве напутственной речи. «Те, кого вы защищаете, не признают вас. Они вас не поймут. Но вы – серая стена между цивилизацией и хаосом. И они пребывают в безопасности в вашей тени. Не ждите похвалы или любви. Их невежество – доказательство успешности вашего самопожертвования. Ибо для нас, тех, кто служит государству, долг сам по себе должен быть наградой».

Ну или что-то в этом роде. Отличный брендинг. На мозги шестнадцатилетних действует как колдовские чары.