Железные Лавры

Смирнов Сергей Анатольевич

В Валхаллу я никак не собирался, но неудачливым храбрецам в помощи не отказал, а ярл тому не воспротивился.

Стало мне любопытно, как Рёрик Сивоглазый справит погребение своим ни за обол пропавшим храбрецам. Слыхивал: даны и иные северяне возлагают своих ярлов и воинов на особые корабли со всеми добытыми ими сокровищами, поджигают и отталкивают от берегов, сами оставаясь на тверди в праведной бедности и в чаяниях захватить в налетах и грабежах новые сокровища ради новых огненных погребений посреди бескрайних вод. А тут как же будет?

Первым делом потянул Рёрик Сивоглазый своего Хлодура,

достав золотой рукоятью до самых облаков и учинив среди них пробоину, чтобы светлей внизу стало. Обратил он острие меча вверх и наискось и срубил двенадцать молодых дубов толщиной в девичий стан каждый. И каждое дерево он срубал одним ударом меча, зачем-то всякий раз поджимая одну ногу. Уже потом я узнал, что, по традиции данов, коли рубишь древо или врага, невольно опираясь и на вторую ногу, то значит, стареешь и пора призывать к себе смерть в самом ближайшем бою, а вольно опираться можно, лишь когда раны велики и кровь течет из тела обильнее, чем похлёбка – из кострового кана в котелок. Так легко косил он дубы, что вразумился я: разрубить меня от макушки до мошонки не было похвальбой – ярл, развалил бы как, кочан капусты, немощное мое тело, поднявшись на мизинец левой ноги.

Потом дан отсёк крупные ветви и стал складывать стволы два по шесть. А я взялся помочь, радуясь поводу лишний раз согреться и забыть про голод. Пока, кряхтя, едва приподнял один дуб за острый скошенный комель, данский ярл успел уложить все остальные в два рядка – будто невесомых девиц на постель носил.

– Чем кряхтеть впустую, дело твое – молитва, жрец, - устыдил он меня.

Что же теперь?

Еще половину часа, не менее, стриг ярл гибкий ивняк, как шерсть с овец, стягивал им стволы. Потом дотащил плоты до речного дыханья, оба зараз, по одному – каждой рукой. Бледные тела мертвых воинов были уж прямее и тверже бревен. Вот положил дан их поочередно на погребальные плоты за неимением драконоголовых кораблей и принялся разоблачаться вновь. Проснулось во мне опасение, не собирается ли он плыть со своими воинами прямиком в Валхаллу, передумав за делом. А уж не хотел терять я такого попутчика, который мог как-нибудь разом защитить от злых людей или же облегчить мою судьбу, дав облегчение моим ногам, то есть отделив каждой из них по половине тела. Но узрел, что ошибаюсь.

Сняв с себя кольчугу, дан вывернул ее обратно на лицо и натянул на одного из мертвецов. Пришлось притом отрубить мертвецу одну окоченевшую руку, торчавшую в сторону толстой веткой. Ее дан положил мертвецу на грудь. В короткорукавной, по середину предплечья, кольчуге убитый казался и вовсе безруким, ведь другая рука его осталась плотно прижатой к телу.

– Вот он – Бьёрн Победное Ухо, - представил мне дан своего лучшего воина, раз кольчуга на смерть досталась от ярла ему. – Без него Беовульф не одолел бы мохнатого Гренделя, ухо оставил Бьёрн чудовищу.

И вправду, лишь теперь заметил я пустоту на голове мертвеца с одной стороны, у длинных локонов.

Сердце мое забилось: вот стоял я тут неподалеку от Рима, но и – при баснословной северной саге! Неужто узнаю, что это был за страшный великан Грендель, евший людей десятками заживо!

Снял Рёрик одно из своих золотых запястий и надел на отрубленную руку воина. Подивился

я в восхищении.

Потом стянул с себя Рёрик шерстяной подкольчужный хитон и надел на другого воина. Рубить руки тому не надо было – мертвец тянул их вверх ровно, таким он остался, когда стянули с него броню и одежду разбойники.

– Вот Эйнар Мечом-По-Мечу, - представил и второго мёртвого воина ярл Рёрик. – Эйнар думал, что в нем живут два берсерка, и порой они сражались друг с другом. Оттого столько рубцов на нем, как фьордов. Но когда оба воина в Эйнаре сражались плечом к плечу, не было ему равных в битве. И его дал мне славный Беовульф в мой путь.

Размыслил я не без лукавства, каких же еще воинов мог отдать укротителю неудач Рёрику Сивоглазому сам баснословный Беовульф, когда вошел в свою неслыханную славу и обрел твердую власть. Мудро отослал от себя подальше того, кто некогда отгрыз кусок этой славы в обмен на левое ухо, а заодно того, с кем и стоять-то рядом страшно – как бы не попасть промеж двух в одном лице берсерков, как между Сциллой и Харибдой.

Одарил и второго воина ярл золотым запястьем в последнюю водную дорогу.

Что же теперь? А теперь увидел, что чем-то озадачен даже не вспотевший ярл. Но помалкивал я, не предлагая ему свою помощь, чтобы вновь не выйти бессильным посмешищем.

– Можешь низвести огонь с небес, жрец? – прояснил мою догадку ярл. – Нечем разжечь священный огонь. Свои огниво с кресалом не обрел на дне реки. Да и хватит ли силы огнива, мокро совсем.

Даже подумать я не успел, как уж заговорил – то ли сам мудро исхитрился, то ли вправду вышним гласом провещал:

– Славный Рёрик-кольцедаритель, не даст мой Бог огня, потому как по Его обычаю мы погребаем наших покойников в земле и только. Ради благополучного воскресения в последний день. Ведь всё там, в земле, вместе остается – и кости, и прах. А развеет ветер пепел и сажу телесную по всей вселенной – так и воскресение задержится, пока по одной пылинке все тело соберется вновь. Нехорошо на зов господина опаздывать, верно, ярл?

Ярл черпнул Тибра широкой ладонью, втянул воду в рот, как жеребец, подумал-подумал и проглотил.

– Что за вода, совсем не солона, - с огорчением изрёк он.
– Значит, как придется мне вдруг погибнуть при тебе в чужих землях, то меня ты в землю червям?

– Пока ты не посвящен, славный ярл, моему Богу, - невольно успокоил я его сивый взор, в котором уже засверкали далекие холодные зарницы, – могу и сжечь, если дашь такой завет.

– А если буду посвящен? – проник своими зарницами ярл мою душу.

– Тогда – верно. Полагается червям отдать свое тело, - признал уже без утайки. – До дня воскрешения, который придет, как светлое утро.

– Что же, с червями и воскресну? – ничуть не шутя, полюбопытствовал ярл.

– Отнюдь нет, - подожгли-таки мне душу его сивые зарницы. – В день воскресения тебе дано будет тело чище самого чистого хрусталя и ослепительней золота. А червей и вовсе не будет никаких по всей вселенной, только в преисподней. Там и сгорят все черви.

Ярл подумал недолго.

– Значит, так скроюсь плотью в червях и переживу день Рагнарёк?

– Так и не страшен тебе будет день Рагнарёк! – воодушевился я.