Железные люди
Шрифт:
И столь же странными, зловещими и незаслуженно отвратительными получились и его похороны.
Молодой лейтенант Капустин был тем человеком, которому командование поручило сопровождать цинковый гроб с телом моряка. Капустин должен был приехать в Баку, вручить родителям гроб, выразить соболезнования и рассказать, как погиб их сын. Так он всё и сделал: привёз, вручил, выразил. И были его соболезнования самыми искренними, потому что он и сам прошёл через кошмар затонувшего атомного корабля. И кому было страшнее выходить через трубу в море — Сотникову, самому первому в седьмом отсеке, или Капустину — самому последнему в отсеке первом, трудно
А здесь, в Баку, устрашился и дрогнул.
Не слыхивал он до сей поры, чтобы у русского народа было в обычае забивать каменьями гонца за то, что тот привёз дурную весть. И когда стали его забивать на кладбище камнями свои же, русские люди (добро бы ещё азербайджанцы!), — удивился. И дрогнул. И в ужасе пустился бежать. И насилу спасся от смерти. Это после того, как благополучно вылез через торпедный аппарат из затопленного первого отсека!
Глава сорок первая
Участь Рымницкого
А потом начались разборки.
Командира подводной лодки и механика арестовали уже на другой день.
Было следствие, и был суд.
Изучали каждую букву в каждом документе, вспоминали каждый поступок и каждое слово; высчитывали, измеряли, щупали руками.
Что-то и поняли, а чему-то так и не смогли дать никакого разумного объяснения — сплошные невероятные совпадения, каких вроде бы никогда и не бывает на свете, сплошные неразрешимые загадки — технические и человеческие.
Например, непонятно было вот что: почему из четвёртого отсека с самого начала не было подано официального сигнала аварийной тревоги? Выдвигалась такая версия: капитан-лейтенант Костров, который должен был поднять тревогу, зная, что на корабле присутствует крупный штабной чиновник Лебедев и, зная, к каким тяжким последствиям приводит каждая его придирка, решил в первые секунды устранить всё быстро и без шума. А уже в секунды последующие было поздно. Впрочем, это лишь неуверенное предположение и не более того.
Так и не удалось понять и другое: почему люди в «Микроклимате» НЕ СТУЧАЛИ? Надо было молотить по железу чем попало! Так почему же они всё это время сидели тихо? Так или иначе, но их могли бы услышать, могли хотя бы узнать, что они вообще существуют! Что толкнуло людей на мысль ничего не делать, а только ждать? О чём они говорили перед смертью? О чём думали? Может быть, они испугались чего-то? Эту тайну они унесли с собою в могилу, и мы её никогда не узнаем — таков весь ответ.
И вот — суд.
И командир атомной подводной лодки получает десять лет.
А механик — восемь.
Старший помощник — не получает ничего.
Как выяснилось, он мог быть кем угодно — эфиопским императором, простым пассажиром, инопланетянином или святым духом, но только не тем, за кого его за всё время рокового похода принимали. Лишь одно было несомненно: старшим помощником Колосов точно не был. Ни из каких документов не следовало, что он занимает эту должность
Ну да бог с ним, с Колосовым! Давайте порадуемся за него. Уже говорилось, что он был неплохим мужиком, и хорошо, что хоть ему не пришлось погружаться в тюремный мрак. Игорь Степанович Рымницкий — вот сейчас самое для нас важное! С ним-то — что?
Многие прекрасно понимали, что он человек совершенно необыкновенных качеств и что ему просто не повезло. Говорили о том, что и так всем уже было давно известно: подавляющее большинство всех аварий на подводных лодках происходит тогда, когда они уже выполнили своё задание и возвращаются домой. Люди расслабляются и теряют бдительность. А соответствующего психологического контроля за ними не ведётся. Если бы такой контроль был, то разве ж бы позволили Рымницкому отправиться в этот поход, зная, что у него чемоданные настроения и что он мысленно уже пребывает в своей Академии и в её кабинетах?
Но Закон есть Закон.
И Рымницкого упекли.
А он и не возражал. Свою вину он признавал полностью и никогда и ни в чём даже и в мыслях не пытался уменьшить её. Надо было в своё время не браться за тот поход, а сразу сложить погоны и партбилет. А потом уже судиться по поводу уклонения от преступного приказа. Даже, если бы он и проиграл эту тяжбу против могущественного и мстительного адмирала Алкфеева (что скорее всего!), то и тогда было бы лучше, чем сейчас.
Но так ли это легко для военного человека — ослушаться приказа? Всю жизнь дрессировали на беспрекословное выполнение повелений свыше, и вдруг надо взять и ослушаться? Это ведь пострашнее будет, чем заклинка горизонтальных рулей, которую всё-таки ждёшь каждую секунду. Преступного же приказа не ждёшь, надеешься на разумность, на порядочность вышестоящих инстанций. Да что там надеешься — не сомневаешься в них! Слепо веришь в них!
И было ли Рымницкому под силу в нужную секунду толкнуть в бок заснувшего матроса Иванова? И сказать: «Закрой дырку, через которую сейчас хлынет вода!» Или передоверить это своим подчинённым: «Вы ж там смотрите! Разбудите вовремя матроса Иванова!»
И было ли в человеческих силах Рымницкого заранее постичь тайну особого закрывания какой-то дурацкой заслонки-задвижки, которая на самом деле должна была закрываться совсем по-другому?
И было ли ему под силу в нужную секунду проследить за движениями пальцев мичмана, выпустившего вхолостую сжатый воздух?
И было ли в его силах собрать экипаж из людей неслучайных?
Это Большие Вопросы. И потому — неразрешимые.
Его участь была, однако, облегчена тем обстоятельством, что отбывать срок его направили не в обычную колонию к обычным блатнягам и жуликам, а в колонию для несовершеннолетних. В качестве воспитателя. Заключённого, разумеется, воспитателя. Для каковой цели ему сохранили и звание и награды — вещь совершенно неслыханная для нашей страны — это за него похлопотали где-то в высших инстанциях могущественные покровители и сочувствующие и сделали всё, что было возможно.