Железные нервы снайпера
Шрифт:
И гражданка Евросоюза Ильзе Друскине стала готовиться ко встрече с гражданином Евросоюза Жаном Вилье. Лайма хотела выглядеть как можно лучше, поэтому на выбор туалета потратила не менее двух часов. Когда она почти определилась с нарядом, у нее зазвонил домашний телефон.
– Алло!.. – ответила Лайма.
– Встретимся вечером в том же кафе, в шесть, – деловито сообщил Лечи.
– Ты что, не понял?! Или мне сейчас же позвонить в полицию?
– Не в твоих интересах сейчас привлекать к себе внимание полиции. Мои соболезнования… –
– Чертов ублюдок! – сжала трубку Лайма.
И в этот момент снова зазвонил телефон, на этот раз мобильный. Звонила госпожа Бразаускас, поэтому, прежде чем ответить, Лайма глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Но оказалось, что это было бессмысленно.
– Дорога-а-ая! – срывающимся голосом отозвалась в трубке владелица брачного агентства. – Не знаю, как и сказать, но… – Здесь госпожа Бразаускас вдруг всхлипнула. – Ваша встреча с Жаном не состоится…
– Он отказался?.. – чужим голосом спросила Лайма.
– Нет, дорогая! Как вы могли такое подумать?.. Он уме-е-ер!.. – провыла в трубке собеседница.
– Как умер?!
– Врачи говорят, от сердечного приступа, хотя я лично справлялась о состоянии его здоровья… Видимо, просто переволновался. Вот ведь как бывает!
– Я поняла, – сглотнула подступивший к горлу ком Лайма. – Это ужасный несчастный случай. Поэтому я не хотела бы, чтобы мое имя…
– Не волнуйтесь, дорогая, мы никогда не разглашаем имена наших клиенток. В данном же случае это было бы просто неэтично…
– Спасибо большое.
– Я перезвоню вам, когда… улажу все формальности. Хорошо?
– Лучше я сама перезвоню вам… когда успокоюсь.
– Да, конечно! Очень жаль, что так получи-и-илось! – вновь всхлипнула госпожа Бразаускас, и Лайма поспешила с ней попрощаться.
Только отключившись, она вдруг поняла, что до сих пор держит в руках тремпель с юбкой. Размахнувшись, Лайма швырнула юбку в угол и вскрикнула:
– Ненавижу!!!
Относилось это, конечно же, к Лечи Атгериеву. «Мои соболезнования», – сказал этот ублюдок. И назначил вечером встречу, поскольку отлично знал, что никакого романтического ужина с французом не будет…
Лайма недооценила Лечи. Этот мерзавец просчитал все наперед. Поэтому Лайма и не стала звонить в полицию. Ведь наверняка коварный чеченец предусмотрел и это…
17
Лечи Атгериев посмотрел на телефон, потом перевел взгляд на часы. Он ожидал звонка уже почти пятьдесят минут. Атгериев нервно поерзал в кресле, потом потянулся за сигаретой.
Однако, вместо того чтобы закурить, Лечи с кошачьей грацией поднялся и шагнул к аппарату. Затянувшееся молчание ему не нравилось, и он на всякий случай снял трубку. В ней сразу раздался ровный гудок, линия была в порядке.
Но это обеспокоило чеченца еще больше. С незажженной сигаретой во рту он бесшумно скользнул к окну и незаметно выглянул на улицу. Окна уютной съемной квартиры выходили
За окном все было спокойно. Заторможенные прибалты жили своей заторможенной жизнью. Когда-то давно, поначалу, Лечи даже казалось, что они все, как один, обкуренные. И только со временем чеченец привык к замедленному ритму здешней жизни. Сегодняшний ритм ничем не отличался от обычного, ничего подозрительного на улице не происходило, и Лечи отошел от окна.
Посмотрев на часы, он наконец закурил. Никотин подействовал на чеченца успокаивающе. Ничего не могло случиться, Дауд сработал чисто… И все же успокоиться до конца Лечи так и не смог. Поэтому, когда городской телефон наконец зазвонил, Атгериев подскочил к нему с поспешностью, вовсе не характерной для чеченца.
– Алло!
– Это я!.. – со вздохом произнес собеседник. – Только освободился…
– Я так и думал, – сказал Лечи, посмотрев на часы.
Как и любой чеченец, он считал ниже своего достоинства выказывать беспокойство. Выражение «делать хорошую мину при плохой игре» словно бы придумано специально о чеченцах. У них это в крови.
Собеседник Лечи был прибалтом. Поэтому свое беспокойство он скрывать даже не пытался.
– У нас сегодня был представитель управления по борьбе с терроризмом… соседней страны! Целью визита было добиться нашей помощи в розыске э-э… того самого человека!
Хоть линия и была защищенной, но это не исключало возможности записи разговора на другой стороне. Именно поэтому в формулировках собеседник Лечи и был предельно осторожен.
– Какого человека? – уточнил Лечи.
– Того, о котором ты наводил справки…
– Так! – встревожился Лечи. – У них на не…го есть что-то конкретное?
– Нет. Если бы они располагали конкретными сведениями, то обратились бы не к нам, а сразу передали бы обвинительные материалы прокуратуре, для возбуждения дела.
– Ну, тогда я не вижу проблем… – сказал Лечи и вдруг спохватился: – Или вы, в смысле ваше правительство, пообещали помочь ру… в смысле соседям?
– Нет, конечно. Наше правительство в этом вопросе твердо придерживается принципов. Во всяком случае, негласно. Иначе ты и твои люди уже давно были бы задержаны и депортированы…
Собеседник недвусмысленно напомнил Лечи, кому тот обязан своей свободой. Для настоящего чеченца это было оскорбительно, но Атгериев, когда нужно, научился не замечать подобных обид. Поэтому он и был до сих пор жив…
– Я понимаю, – выдавил из себя он.
– Это хорошо. Потому что ни мне, ни нашему правительству лишних проблем не нужно! Я имею в виду, что ты ведь не зря интересовался этим человеком, а с какой-то определенной целью… Так?
– И что?
– А то, что, если по ходу достижения твоей цели этот человек попадет в руки наших соседей, это вызовет международный скандал! Я ясно выражаюсь?