Железный дождь
Шрифт:
– Чего ты на меня уставился? – спросил Сократилин ефрейтора. – Посмотри лучше, что у меня с чердаком. Мозги там еще не вылезли?
Ефрейтор осмотрел голову и сказал, что чепуха, малость кожу пробили. Он вынул из противогазной сумки бинт. – Сейчас мы ее запеленаем.
– Ты сначала дай мне покурить, а потом перевязывай, – сказал Богдан.
Ефрейтор бинтовал голову, а Сократилин спрашивал:
– Немцы сбежали?
– Как же, сбежали! Всех подчистую! – хвастливо заявил ефрейтор.
– Молодцы! – похвалил
– Распоследняя хана, – подтвердил ефрейтор. – А надоумил нас не бог, а одна дамочка. Я бы на такой с ходу женился.
У Сократилина задрожали руки, он жадно затянулся и обжег губы.
– И что же эта дамочка? – не своим голосом спросил Богдан. Он был уверен, что это была она.
– Прибежала. Мы-то расположились в кремле. Она прибежала и давай кричать: «Как вам не стыдно?! Ваши там насмерть дерутся с фашистами, а вы тут за стенами прячетесь!» Ну, мы, не раздумывая, винтовку в руки – и сюда. Ох, и женщина!
– А где теперь она? – как бы между прочим спросил Сократилин.
– Наверное, домой побежала. Ну, брат старшина, скажу я тебе, с такой только под ручку по проспектам щеголять. – Ефрейтор вздохнул. – Есть же на свете русские красавицы, не ведают они, что где-то тоже существует красавец Тихон Шустиков.
– Кто же это такой красавец Тихон Шустиков? Уж не ты ли? – ревниво спросил Сократилин.
– Ну и что? Разве плох?
Сократилин смерил ефрейтора с головы до ног и остался очень недовольным. Тихон Шустиков и в самом деле был что надо: лицо доброе, чистое, глаза веселые.
– Прижал бы я ее, милую, – продолжал Тихон, – да так крепко…
– Нос у тебя до таких не дорос, – грубо оборвал его Сократилин.
– Почему же не дорос? – искренне изумился Тихон. «Сказать этому дураку? – спросил себя Сократилин. – Не поверит. Ни за что не поверит».
– Болтаешь ты много, Тихон Шустиков, – сердито сказал Сократилин.
Подошел лейтенант. Бесцветные навыкате глаза его смотрели устало.
– Как чувствуете себя, старшина? – спросил лейтенант.
– Так себе. Голова гудит, – ответил Сократилин.
– Встать можете? Сократилин поднялся.
– До переправы дойдете? Собственно говоря, переправа разбита. Но раненых перевозят на лодках.
Чего ж еще желать лучшего? Есть возможность перебраться на ту сторону Волхова. Другой бы на месте Сократилина побежал. Богдан задумался. Во-первых, являться с такой раной в медсанбат не очень-то было солидно. Во-вторых, и самое главное – вечером его ждет она. Правда, женщина ему таких обещаний не давала. Но Сократилин был почему-то уверен, что она ждет. Да если не ждет – от одной только мысли, что к ней может подкатиться кто-нибудь другой, вроде этого красавца Шустикова, Сократилина бросало в дрожь.
– Сколько сейчас времени? – спросил
– Начало седьмого.
«Уже вечер, немцы получили по зубам и больше, наверное, сегодня не полезут. А что будет завтра – наплевать. Лишь бы ночь была моя». – И Сократилин улыбнулся.
– Я останусь, товарищ лейтенант.
Лейтенант пожал плечами и пошел дальше.
От взвода Сократилина осталось четверо: Костомаров-Зубрилин, Левцов и пулеметчик Лапкин. Попов дышал еще. Лейтенант приказал было немедленно его отнести на переправу, но, внимательно досмотрев в мутные глаза учителя словесности, сказал:
– Бесполезно.
– Вы посмотрели бы, товарищ старшина, как разуделали нашего Лапкина, – сказал Левцов.
– Какого Лапкина?
– Этого толстого, с ручным пулеметом.
Лапкин сидел, свесив в окоп ноги. На его распухшее, с разбитыми губами лицо нельзя было смотреть без содрогания.
– Ну как, Лапкин, самочувствие? – спросил Богдан. Лапкин открыл рот и прошамкал что-то непонятное.
– Боже! Да где же твои зубы? – воскликнул Сократилин.
– В шадниче, – прошамкал Лапкин.
Левцов захохотал. Богдан посмотрел на него укоризненно:
– А ты, кажется, удачнее всех отделался? Это обидело Левцова.
– Сначала посмотри на мою шею, а потом делай выводы, – сказал он.
– Ничего особенного. Царапина.
Левцов стал горячо доказывать, что он был на волоске от смерти.
– Ты думаешь, этот фриц был сильнее меня? Пьяный он. Как навалился, как дыхнул винищем, меня так и вырвало. – Заметив, что Сократилин усмехнулся, Левцов воскликнул: – Не веришь? Да они же все были пьяные… Видишь фляжку? Снял с одного. Полнехонька.
У Левцова на ремне действительно висела фляжка в суконном чехле.
– Хочешь глоток?
Разумеется, Сократилин не отказался. Он приложился к фляге, глотнул, и у него перехватило дыхание.
– Что это? Спирт?
– Ром.
– Ром? Откуда ты знаешь?
– Я все знаю, – хвастался Левцов. – А ты знаешь, с кем мы дрались?… С эсэсовцами из дивизии «Тоден копф» – «Мертвая голова». Личные войска самого Гиммлера.
Богдану теперь было совершенно наплевать на то, с кем он дрался. Он глотнул из фляги и сказал:
– Мы с тобой, Ричард, видимо, в сорочке родились. А вот Могилкин погиб.
– Да, – как эхо отозвался Левцов, – от самой границы мы с ним топали. Ведь он спас мне жизнь. – Левцов отвернулся и вытер рукавом глаза.
Могилкин лежал на спине в луже крови. Его нос заострился и был похож на клюв грача.
– Он как будто помолодел, – отметил Сократилин, вглядываясь в юное и спокойное лицо Могилкина.
Татарин Кугушев до сих пор сжимал винтовку, штык которой увяз в теле немецкого ефрейтора. Левцов попытался разжать ему пальцы, обхватившие цевье винтовки.