Железный Густав
Шрифт:
— С отцом не сравнять!..
— Эге! Да скандал-то, похоже, сюда пожаловал! Пошли, Оттохен!
И Рабаузе бросился к выходу из конюшни.
— А не лучше ли подождать здесь? — нерешительно протянул Отто. Но он все же последовал за старшим конюхом.
Хакендаль шел по двору, толкая перед собой Эриха, полуодетого, в одних штанах и исподней рубахе. Из окон с любопытством выглядывали испуганные женские лица. Упорствуя, сын доконал
— Так ты в студенты метишь?! — Старик так наподдал Эриху, что тот еле устоял на ногах. — Для меня ты дерьмо! Дрянь последняя! Вор!!
— Я этого не потерплю! — надрывался Эрих. — Я не позволю…
— Хозяин! Прошу вас, хозяин! Этак вы соседей переполошите! — в испуге уговаривал старый конюх.
— Поглядите на него, Рабаузе! — кричал бывший вахмистр, обезумев от горя и досады. — Этот барчук, мой сын, прокутил за вечер восемьдесят марок и считает, что все в порядке!.. Руки по швам, когда к тебе обращается отец! Я тебе покажу, кто здесь хозяин! Сегодня же заберу из гимназии…
— Ты этого не сделаешь, отец!
— То-то, что сделаю! И сегодня же, не откладывая!
— Успокойтесь, хозяин! Придите маленько в себя! Оттохен, проси и ты отца!
— Отец…
— Отец!
— Да, да, отец! Только поздно хватился, голубчик! Кричи хоть до завтра «отец», ничего тебе не поможет. Был у тебя, голубчик, отец, да весь вышел! Теперь у тебя не отец, а хозяин, и я тебя научу слушаться!
— Хозяин…
— Я и сам знаю, что хозяин, а теперь я и ему хозяин! Пошел в конюшню, стервец, с этого дня ты младший конюх и, клянусь, у тебя будет вдоволь работы — чистить лошадей да выгребать навоз…
— Этого ты не дождешься, отец! Я скорее убегу из дому, чем дотронусь до навозных вил!
— Хозяин, хозяин, опомнитесь! Такого смышленого малого…
— Смышленый-то он смышленый — да только до чего? До воровства! Ничего не поможет, Эрих! Марш в конюшню!
— Не пойду я в конюшню!
— А я говорю — пойдешь!
— Ни за что!
— Ты, значит, отца не слушаешь?
— Не пойду в конюшню. Не дотронусь до вил!
— Эрих! Не выводи меня из себя! Ступай в конюшню, берись за работу, слушайся, а через год поглядим!
— Через год? Ни одного часа, отец, ни одной минуты!
— Не пойдешь, значит?
— Ни за что!
Отец задумался. Теперь он был почти спокоен.
— Оттохен, уговори ты Эриха, — молил старик Рабаузе. — Образумь его! Какой там год! Отец и месяцем обойдется, да что там — неделей, пусть только увидит, что Эрих смирился.
— Эрих… — неуклюже начал Отто.
— Ах, отвяжись! — огрызнулся Эрих. — Мокрая курица! Оттого,
— Ну, пошли! — крикнул Хакендаль, словно ничего не слышал. — Пошли! — Он схватил сына за локоть. — Марш!
— Не пойду в конюшню! — уперся тот.
— Пошли! — повторил отец и потащил Эриха за собой, но на этот раз назад к дому. — Отто, сбегай за ключом от подвала.
Отто бросился выполнять приказание.
Что такое? — спросил сбитый с толку Эрих.
— Пошли! — повторил отец.
Они вернулись к дому, но вместо того, чтобы подняться на второй этаж, стили спускаться в подвал.
— Вот, — сказал отец и распахнул низенькую дверь. — Сиди здесь, пока не опомнишься. Клянусь, Эрих, я тебя не выпущу, пока с тебя не сойдет дурь.
— Сюда? — спросил Эрих, словно глазам своим не веря, и заглянул в темный, черный, забранный решетками подвал. — Ты меня запереть хочешь?..
— Посидишь, пока не опомнишься. Я не уступлю!
— Ты этого не сделаешь, отец, ты не имеешь права!
— Увидишь, что сделаю! Давай ключ, Отто! Входи, Эрих! А, не хочешь, марш в конюшню — работать!
— Отец! — взмолился сын, вцепившись в дверную раму. — Послушай, отец, ради бога, хоть один этот раз — уступи! Я, может, вел себя легкомысленно. Обещаю тебе, больше этого не будет, я исправлюсь!
— Вот и исправляйся — в конюшне!
— Ни за что!
— А в таком случае — марш!
Сильным пинком он втолкнул сына в подвал и захлопнул дверь. Тот изнутри навалился на нее с криком:
— Отец! Отец!
Отец повернул ключ в замке.
В дверь забарабанили кулаками,
— Тиран! Живодер! Палач! — вопил сын не своим голосом.
— Пойдем, Отто, кормить лошадей, — сказал отец и стал подниматься по ступенькам.
— Ты слишком строг, отец! — пролепетал Отто.
— Что такое?! — вскинулся на него отец и остановился. (Из подвала по-прежнему доносились крики.) — Что такое?! А со мной, по-твоему, хорошо поступили? — И он сурово воззрился на сына. — У меня, по-твоему, не болит душа? Пошли, Отто, лошади заждались!
Поднимаясь по ступенькам подвала впереди своего сына Отто, отец кряхтел и отдувался совсем по-стариковски.
— Ну и ну, — бормотал он себе под нос. — Нечего сказать, дожили!
Однако, выйдя во двор, он приосанился. Почти обычным властным тоном гаркнул на женщин, выглядывавших из окна:
— Делать вам, что ли, нечего? А ну-ка за работу! Лица за окном мгновенно исчезли. Хакендаль вошел в конюшню.
— Все в порядке, Рабаузе?