Железный Кулак. Сага великих битв
Шрифт:
Я едва с ума не свихнулся от ярости.
— Дерись, вонючка желтозадая! — заорал я, заглушая кровожадный рев публики, тоже раздраженной тактикой Кортеса, который уже куда больше отступал, чем бил. — Дерись, бледная кишка, желтое пузо, ублюдок португальский!
Любого человека можно хоть чем-то да пронять. Мои слова проняли Кортеса так, что лучше и не требовалось. Может, в нем вправду была португальская кровь, а может, и нет, но он вовсе сошел с ума. Взвыв, точно обезумевшая от крови пантера, не обращая внимания на яростные вопли из своего угла, он бросился ко мне со сверкающими глазами и пеной
Рот был полон крови, кровь заливала глаза, кровь краснела на рубашке Хайни, ноги скользили на залитом кровью брезенте. Брызги крови оседали на лица зрителей в первом ряду. Но перчатки мои с каждым ударом все глубже погружались в тело Кортеса, и я был доволен. Мы дрались лицом к лицу, пока ринг не заволокло багровым туманом и гром ударов не заглушил рев публики. Но долго так продолжаться не могло. Кто-то должен был упасть, и это оказался Кортес.
Он рухнул на спину и тут же вскочил, не выжидая счета. Но я метнулся к нему, точно обезумевший от крови тигр, пропустил два удара в лицо, почти не почувствовав их, и ударил сам — правой под сердце и левой в челюсть. Глаза Ягуара остекленели, он зашатался, и сокрушительный удар правой в челюсть уложил его ничком под канаты. Может, он и посейчас там лежит — по крайности, до счета «десять» даже бровью не шевельнул!
— Гони сюда деньги! — рявкнул я, вырывая их у Хайни.
— Э-э! — запротестовал он. — А как насчет моей доли? Матч-то организовал я! И все расходы несу я! Или, по-твоему, в моем зале можно драться за бесплатно?..
— Мне бы твою наглость — я бы королем Сиама стал, — буркнул я, протирая глаза.
В тот же миг правый кулак Билла встретился с челюстью Хайни, как киянка встречается с обшивкой судна, когда конопатят щели. Голландец вырубился. Зрители разом поднялись с мест, тараторя что-то неразборчивое. Этот последний штрих был как раз тем, чего им недоставало, чтобы вечер вполне удался.
— На, отдай Кортесу, когда очухается! — С этими словами я сунул одному из секундантов Ягуара пятерку. — Подлый он тип, но боец. И вы с ним не знаете, но я ему все равно что пять тыщ долларов подарил! Идем, Билл.
В раздевалке я переоделся, глянув в зеркало и отметив, что лицо мое сплошь исцарапано, точно после драки с дикой кошкой. Да еще прекрасный синячище под глазом, если не под обоими. Мы прошмыгнули в дверь черного хода, но, я так полагаю, какие-нибудь головорезы из публики подметили, как мы забрали деньги. В Сингапурском порту, доложу я вам, полно людишек, которые и за дайм глотку перережут.
Стоило мне шаг ступить в темноту переулка, что-то обрушилось мне на голову, да так, что из глаз посыпались миллионы искр. Я упал на колени, поднялся, чувствую — по плечу лизнуло лезвие ножа. Тогда я ударил вслепую и, по счастливой случайности, попал. Моя правая сбила невидимого в темноте грабителя с ног, тот мешком рухнул наземь. Билл тем временем управлялся еще с двумя — я услышал, как головы их с треском стукнулись одна о другую.
— Ранен, Стив? — спросил Билл, ощупью отыскивая меня — темень была такая, что собственной пятерни
— Ерунда, царапина, — сказал я. В голове до сих пор звенело после удара дубинки. — Пошли отсюда. А то, похоже, нам придется уложить всех в Сингапуре, пока доберемся до акций.
Выйдя из переулка, мы быстро зашагали вдоль улицы. Люди вокруг косились на нас. Да, пожалуй, было на что посмотреть — синяк под глазом, физиономия разбита, шишка на голове, плечо порезано. Но никто ни слова не сказал. Народ в подобных местах так здорово умеет не соваться в чужие дела, что вежливейшим из вежливых не худо б у них поучиться.
— Стив, давай сперва зайдем в портовую миссию, — сказал Билл. — Преподобные перевяжут тебе плечо и ни цента с нас не спросят. И даже будут держать рот на замке.
— Нет, нет, нет! — Из-за травм и задержки я стал малость вспыльчивым. — Сначала акции, потом уж все прочее!
Мы как раз проходили мимо игорного дома — оттуда слышались щелчки колеса рулетки. Глаза Билла заблестели.
— Чувствую, у меня нынче везучий вечер, — заговорил он. — Спорим, я из этих тридцати монет мигом сделаю сотню?
— И я бы отдал правую руку за порцию выпивки, — зарычал я. — Но нам рисковать нельзя! Вот станем богатыми — будем и пьянствовать, и в фан-тан играть, и в рулетку, и все, что душе угодно.
Казалось, целая вечность прошла, прежде чем мы добрались до отвратительного, темного, вонючего переулка, который китайцы кличут Аллеей Семи Мандаринов — почему, мне никогда не удавалось выяснить. Найдя дверь с зеленым драконом, мы постучали, и у меня аж сердце замерло от мысли, что вдруг там не окажется Джоанны. Однако дверь отворилась, и она ахнула, увидев меня.
— Давай скорее, не томи, — выдохнул Билл. — Акции что, все раскуплены?
— Нет, отчего ж, — ответила она. — Я могу купить для вас…
— Тогда поспеши, — сказал я, вкладывая ей в руку деньги. — Здесь тридцать один доллар и пятьдесят центов…
— И это все? — спросила она вроде как разочарованно.
— Видела б ты, как они достались, сказала бы, что целая уйма.
— Хорошо, — кивнула она, — подождите минутку. Тот человек, что продает акции, живет в конце аллеи.
Словом, растворилась Джоанна в темноте, а мы остались ждать. Казалось, прошло несколько часов. Сердца наши за время ожидания чуть ребра не проломили. Наконец Джоанна вернулась, выйдя из сумерек, словно этакий белый призрак, и сунула в мою горячую, потную пятерню длинный конверт. Я испустил глубочайший вздох облегчения и раскрыл было рот, но она прижала палец к губам.
— Ч-ш-ш-ш! Нельзя, чтобы нас видели вместе. Теперь я должна идти.
И прежде чем я успел хоть словечко вымолвить, скрылась наша Джоанна во мраке ночи.
— Открывай конверт, Стив, — затеребил меня Билл. — Поглядим, каково с виду счастье!
Открыл я конверт, вытащил полоску бумаги, подошел к фонарю, прочитал и разразился таким ревом, что во всех окнах вокруг начали появляться любопытные рожи. Билл вырвал у меня бумагу, заглянул в нее, взвыл, точно безумный, и вместе со мной принялся отчаянно ругаться — да так, что к нам немедля сбежались не меньше дюжины копов. Внятно все объяснить мы были не в состоянии, и потому гвалт не прекращался, пока они не вызвали подкрепление.