Железный марш
Шрифт:
И теперь, живописуя истекавшему завистливой слюной Вацеку Щербачене прелести мурманских девок, Виталька напряженно думал о предстоящем разговор с Тишайшим. Рощин, как никто другой, верил в него и уж наверняка не ждал, что Калашников «порадует» его полнейшим обломом. Эх, была не была, решил Виталька. Придется смириться с поражением на первом этапе. (Ход всякого своего расследования он воспринимал как очередной этап мотоциклетных гонок.) Не все же ему ходить в фаворитах. Когда-нибудь надо побывать и темной лошадкой…
Большая
— Привет, Надюшка! — войдя в приемную, приветствовал он миловидную и скромную секретаршу Рощина. — Мать честная, какая ты сегодня красавица! — развел руками Виталька. — Не иначе влюбилась?! — Наденька поневоле залилась краской. — Значит, опередили меня… Эх, не гулять мне на нашей свадьбе! — Секретарша надула губы и смущенно отмахнулась. — Царь у себя? — склонившись к ней, спросил Калашников.
— У себя. Только у него этот… — Расправив плечи, Наденька изобразила на лице надменную гримасу.
— Корнейчук? — Виталька брезгливо поморщился. Он не любил советника юстиции Корнейчука.
— Ну до чего ж противный, — посекретничала Наденька. — Никогда первым не поздоровается…
— Это точно, — согласился Калашников. — Знаешь что, ты ему в следующий раз, когда зайдет, фигу под столом показывай…
Девушка невольно захихикала.
— Смешной вы, Виталий Витальевич…
— Сколько раз говорил — Виталий. Просто Виталий.
— Кхе — кхе… Надюша! — вдруг раздался по селектору деловитый голос Тишайшего, услышав который Калашников тотчас вытянулся по стойке «смирно».
— Слушаю, Алексей Михайлович, — давясь смехом, ответила Наденька.
— Там Калашников еще не пожаловал?
— Пожаловал… То есть уже приехал! — поправилась девушка.
— Давай его сюда! — распорядился Царь-батюшка.
Виталька обреченно вздохнул:
— Ну вот, сейчас меня сечь будут…
Вопреки ожиданиям, Рощин встретил его добродушной улыбкой и крепким рукопожатием.
— С возвращением, голуба моя… Приятно видеть тебя, э… похожим на человека.
Виталька шутливо смахнул пылинку со своего модного костюма, который он со скрипом напялил на себя исключительно по случаю командировки.
Сидевший у окна советник юстиции Корнейчук, пожилой лысеющий мужчина, похожий на памятник самому себе, лишь снисходительно кивнул вошедшему.
— Ну что же, Владимир Николаевич, — обратился к нему Тишайший, — стало быть, так и порешим?
— Воля ваша, Алексей Михайлович, — вставая, отозвался монумент. — Хотя я на вашем месте не стал бы повторно ворошить это дело. Все и так ясно… Честь имею, господа, — на старорежимный манер кивнул он обоим и вышел из кабинета.
Рощин и Виталька понимающе переглянулись.
— Чего заходил-то? — шепотом спросил Калашников, точно советник юстиции подслушивал за дверью.
Алексей Михайлович неопределенно пожал плечами.
— Так, всякая чепуха… А еще тобой, между прочим, интересовался. Все допытывался,
— Пустяковее не бывает, — усмехнулся Виталька.
Но Рощин, положив ему руку на плечо, предложил:
— Вот что, голуба. Давай-ка мы с тобой на свежий воздух выйдем. Засиделся я что-то. Перекусим чего-нибудь. Ты ведь с дороги еще, конечно, ничего не ел? А заодно и расскажешь мне про свою заполярную одиссею…
…Наскоро перекусив за столиком открытого кафе, собеседники прошли в расположенный по соседству с прокуратурой небольшой сквер, где и уселись на скамейку в тенечке. Место как нельзя лучше подходило для уединенной беседы. Навевая прохладу, уютно шелестел фонтан. Непринужденно резвились дети и беседовали отдыхающие. Какая-то старушка в белом платочке кормила хлебом стаю голубей. На соседней скамейке, накрыв лицо «Независимой газетой», мирно почивал бомж. А чуть в стороне, возле здания бывшего Института марксизма-ленинизма, в позе роденовского мыслителя сосредоточенно восседал на постаменте мраморный Ильич с глянцевитой розовой лысиной.
— Что ж, Виталий, — задумчиво сказал Алексей Михайлович, — нечто подобное я и предполагал, когда вкратце ознакомился с этим делом…
— Выходит, и вам убийство капитана показалось вовсе не случайным? — заметил Калашников, довольный тем, что оказался не одинок в своей догадке.
— Случайного, голуба моя, в жизни вообще ничего не бывает. Это мое глубокое убеждение… Ну да ладно. А теперь выкладывай все по порядку. Значит, сначала ты отправился в Питер?
— Ясное дело. Надо же было познакомиться с Варварой Степановной. Замечательная, я вам доложу, старушка. Как говорится, из бывших. Самой восемьдесят один год, а память как у архивариуса…
— И что же тебе рассказала эта замечательная старушка?
— Сначала я попросил ее показать мне фотографии. Хотелось взглянуть на этого капитана с детства и до последних лет жизни.
Алексей Михайлович согласно кивнул. Он и сам бы поступил точно так же.
— Ну и как впечатление?
— Судя по глазам, хороший был человек. Абсолютно честный и порядочный. В молодости, между прочим, просто красавец. Такого в царский мундир одеть — запросто сошел бы за великого князя…
— Да уж, ты у нас известный физиономист, — усмехнулся Рощин. — А как насчет, так сказать, внутреннего облика?
— По словам матери, с детства был отчаянный правдолюбец. Человек откровенный и принципиальный. Лжи, фальши, подлости буквально не выносил. И всю жизнь от этого мучился.
— Неудивительно, — вздохнул Алексей Михайлович.
— Служба давалась ему нелегко. Сами знаете, начальство таких не очень-то жалует. Но дослужился до капитана второго ранга. Хотя со своими способностями вполне мог бы стать адмиралом. Имел несколько правительственных наград… Я потом с его сослуживцами беседовал. Они полностью подтвердили слова матери. И вообще, очень хорошо отзывались.