Железный начдив Азин. Между красными и белыми
Шрифт:
Сказать по поводу всего этого абсолютно нечего. Разве что – вспомнить строки Зинаиды Гиппиус:
Простят ли чистые герои?Мы их завет не сберегли.Мы потеряли всё святое:И стыд души, и честь земли…Рылеев, Трубецкой, Голицын!Вы далеко, в стране иной…Как вспыхнули бы ваши лицаПеред оплеванной Невой!И вот из рва, из терпкой муки,Где по дну вьется рабий дым,Дрожа протягиваем рукиМы к вашим саванам святым.К одежде смертной прикоснуться,УстаНет большего несчастья для народа, когда власть в государстве вдруг оказывается в руках слабого и нерешительного человека – бездарного демагога и философствующего болтуна. Разрушать всегда проще, нежели созидать. Этим «окончательным разрушителем» российской государственности оказался некто Александр Керенский, последний российский премьер-министр (министр-председатель) так называемого Временного правительства в июле-октябре 1917 года.
Подавая в отставку, глава правительства князь Георгий Львов с грустью заметит, что порядок в стране можно навести, лишь начав стрелять в народ. Именно тогда князь скажет: «Я не мог этого сделать, а Керенский может».
Однако, оказавшись на вершине власти, Керенский, человек большой энергии и ума, при решении сложных вопросов предпочтёт полагаться на слова и убеждения, нежели на силу и железную волю. Именно за «мягкотелость» и излишнюю демагогию вскоре с чьей-то легкой руки его, ставшего Верховным Главнокомандующим, за глаза будут звать… «Главноуговаривающим».
Князь Алексей Павлович Щербатов вспоминал:
«…Когда Николай II был под арестом, еще в Царском Селе, секретную миссию по переправке его за границу через Финляндию в Швецию предлагал организовать генерал Карл Густавович Маннергейм, будущий главнокомандующий финской армией. Находясь на русской службе, он был беззаветно предан государю… В 1936 году я встречался с Маннергеймом, элегантным, красивым, успешным бывшим офицером Кавалергардского полка, к моменту встречи прославившимся как герой Первой мировой войны. Он уже носил титул финляндского маршала, но по-прежнему очень позитивно относился к России, хорошо говорил по-русски… Встреча наша проходила, можно сказать, в домашней обстановке: Карл Густавович был очень дружен с моей богатой тетей, графиней Елизаветой Владимировной Шуваловой, урожденной Барятинской. Маннергейм сказал мне тогда, что вывезти царскую семью на тайном эшелоне не составляло труда, и он готов был в 1917 году вместе с армией поддержать генерала Юденича, но Керенский на это не пошел: бегство императора сразу после революции привело бы к краху Временного правительства…» [14]
14
Князь Щербатов А., Криворучкина-Щербатова Л. Право на прошлое. М.: Издательство Сретенского монастыря, 2005. С. 398–399.
Таким образом, называя вещи своими именами, Семья оказалась заложником не обстоятельств, а его, Керенского – главы Временного правительства. Пока премьер, переминаясь в мучительной нерешительности, раздумывал, Романовы продолжали надеяться. А мешкать был нельзя.
«Первую пулю – Керенскому!» — выкрикнул незадолго до Октябрьского переворота Ленин: большевики открыто заговорили о вооружённом мятеже.
К сожалению, г-н Керенский и весь его кабинет министров проявили себя слишком слабым звеном в сложной государственной цепи, сложившейся к осени 1917-го года. Германские деньги, выделенные кайзером большевикам для революционного переворота в России, явились живительной росой для всякого рода бунтарей-проходимцев, оказавшихся в нужное время и в нужном месте. И лишь сильной личности, облачённой всей полнотой власти, было под силу свернуть шею большевистской гидре. Не удалось. Если до августа 1917-го ещё можно было сюсюкать, то после – следовало только действовать! Вот так, за мудрствованиями и растерянными уговорами, незаметно подкрался роковой для России Октябрь…
Страна бурлила. Людские толпы ходили на митинги, горланили, стаканами хлестали запрещённый самогон и… пели. Распевали же отнюдь не «Интернационал», мудрёные слова которого, в общем-то, никто особо и не знал (не говоря уж о совсем чуждой «Варшавянке» или какой-нибудь «Марсельезе»). Именно в это время откуда-то из недр российского Юга была завезена озорная частушка «Яблочко», быстро полюбившаяся каждому.
Под частушку эту, которой суждено было стать неким гимном разухабистой русской удали, отплясывал и кронштадтский матрос, и солдат-дезертир, и рубаха-парень из Тамбова, прибывший в столицу в надежде разжиться на продаже семечек. Глядя
История – вещь капризная. И потому требует к себе внимательного отношения. Быть поверхностным – значит, непременно заплутать в её потёмках. Например, при ответе на каверзные вопросы.
15
Большинство из представленных в книге частушек на тему «Яблочко» заимствовано из собрания Д. К. Зеленина. // Архив РАН, Петербургское отделение. Ф. 849. Оп. 1. Д. 562. // Иванова Т. Эх, яблочко, куда котишься? // Родина. 1998. № 9. С. 69–72.
Вот один из них: в каком году красный командир Вольдемар Азин воевал в районе Вятских Полян – в восемнадцатом или всё же в девятнадцатом? Для тех, кто за первый вариант, имеется дополнительный вопрос: как могло получиться, что начдив-28 воевал в этих местах, когда двадцать восьмой дивизии как таковой ещё не существовало? Хотя достоверно известно: в августе 1918 года Азин в Вятских Полянах, действительно, был. И в 1919-м – тоже. Так в чём же дело?
Всё дело в ходе боевых действий на Восточном фронте. Азин трижды входил в Вятские Поляны. Первый раз (в августе 1918 года) он появился в селе Вятские Поляны, будучи командиром Первого батальона 19-го Уральского полка; вернулся уже командиром Арской группы (в сентябре 1918-го). В 1919-м – Азин появляется в Вятских Полянах начдивом двадцать восьмой «Железной». И ещё: в 1918-м Азин в этих местах лишь формировал свою будущую дивизию, а вот в следующем году – уже воевал с нею…
В губернскую Вятку Вольдемар Азин приехал в марте 1918-го, вместе с Псковским военно-инженерным управлением, прибывшим туда для расформирования. Военному комиссару Вятки Леонтьеву будущий начдив запомнился казачьими шароварами с выцветшими красными лампасами.
12 июня Азин пишет в исполком Вятского горсовета рапорт:
«Просьба выдать два пулемёта, а также выдать мандат на право реквизиции у состоятельных обывателей лошадей для приведения в боевую готовность Коммунистического отряда. При сем присовокупляю, что в означенном отряде предполагается организация артиллерийских, кавалерийских и пулеметных частей.
Напоминаю, товарищи, что создание такого отряда есть залог и гарантия процветания социалистического порядка и Советской власти. Вербовка бойцов производится среди лиц, заслуживающих доверия и имеющих достаточный боевой опыт» [16] .
Летом 1918 года, опять же в Вятке, Азин вступил в РКП(б) и возглавил Первую (коммунистическую) роту, объединив всех латышей в так называемую «латышскую секцию», где была введена суровая дисциплина. Когда в июне в Вятской губернии началось крестьянское восстание (так называемый «мятеж вятских кулаков»), подавлял его карательный батальон, костяком которого стали полторы сотни латышских стрелков. Говорят, Азин был одним из тех латышей.
16
Кировская правда. 1957. № 219 от 2 ноября.
О высокой дисциплине среди латышей можно судить по следующему случаю. В июле месяце во время обыска в уездном городке Уржуме некто Егор Эдуард (латыш) украл часы и был пойман с поличным. 29 июля на заседании секции было вынесено постановление: «Российская коммунистическая партия (большевиков) (РКП) латышской секции: коммуниста т. Эдуарда Егора за воровство часов на произведенном обыске в г. Уржуме посадить в тюрьму, в одиночную камеру сроком ареста на 3 недели и считать его уволенным со службы с отряда и исключить из рядов достойных и честных борцов за права трудящихся масс, которые завоевала Всероссийская революция» [17] .
17
ГАСПИ КО. Ф. П-1294. Оп. 1. Д. 2. Л. 5 об.