Железный пират (сборник)

Пембертон Макс

Когда умытый и одетый я вышел из ванной, доктор ожидал меня у дверей и мы вместе с ним вернулись в красную комнату, где уже был сервирован самый изысканный и чрезвычайно обильный завтрак, кофе с густыми сливками и даже фрукты и конфеты по американскому обычаю.

Пока я ел, доктор молчал. Когда же убрали со стола, он пододвинул мне ящик с сигарами, налил мне и себе по стакану вина и, сам закурив сигару, заговорил первый:

— Я весьма сожалею, что не могу предложить вам сегодняшнюю газету, последний номер, какой у нас есть, это субботний номер «New Jork World», но в нем есть статейка, которая, полагаю, будет небезынтересна для вас! — С этими

словами он передал мне газету, где одно место было отмечено цветным карандашом.

Я прочел. В газете подробно говорилось о нападении какого-то неизвестного судна под чилийским флагом на американский крейсер и на пассажирский пароход, направлявшийся в Нью-Йорк. Говорилось о том, что это происшествие взволновало всю Америку, что был сделан запрос чилийскому правительству, которое полностью отрицало какое-либо сношение с таинственным судном, и что впредь, до полного расследования этого дела, андийские, американские и французские суда высланы для того, чтобы выследить таинственное судно и добыть для своих правительств как можно больше сведений о нем.

Далее говорилось о том, что одному господину в Нью-Йорке известно многое об этом деле и что его будут немедленно интервьюировать в надежде, что он сумеет раскрыть эту тайну.

Когда я дочитал и отложил в сторону газету, доктор, с усмешкой следивший за мной, сказал:

— Как вам известно, это интервью не состоялось, так как этот господин — вы! Что же касается вашего друга, господина Стюарта, то, как нам известно, он играет весьма незначительную роль в этом деле и без вас едва ли в состоянии вредить нам хоть сколько-нибудь.

— Вряд ли так, как вы сами сможете в том убедиться, — многозначительно возразил я, инстинктивно угадав, в чем может быть мое спасение. — Ему известно ровно столько же, сколько и мне!

— То есть, весьма немного, — насмешливо добавил доктор, — но об этом мы узнаем подробнее. Я, собственно, явился сюда, чтобы предложить вам написать подробный отчет относительно каждого шага, сделанного вами в этом деле с того самого момента, когда вы были достаточно безумны, чтобы заменить Холля и, по его примеру, стали совать свой нос в дела, которые вас вовсе не касаются. Вам известно, какое наказание понес за это Холль: вы были свидетелем его смерти, как сообщил мне мой товарищ, господин Паоло. Вас же мы щадили до настоящего времени да, быть может, пощадим и дальше, если вы в точности исполните все, что от вас потребуют!

— А в противном случае? — спросил я.

— В противном случае вы будете рады отдать все, что у вас есть, чтобы только я немедленно застрелил вас. Вы должны понять, что ваше положение совершенно безвыходно, что вы здесь погребены заживо и что для всего остального мира вы как-бы умерли. Чтобы сохранить жизнь и довольно-таки приятное существование, вам остается только стать одним из наших!

— Это совершенно немыслимо! — воскликнул я.

Доктор только усмехнулся.

— Это вы говорите теперь, но мы дадим вам несколько дней срока подумать об этом, причем позвольте мне посоветовать вам не пытаться прошибить лбом стену. Право, у нас очень недурная компания, а здесь не найдется ни одного человека, у которого не было бы одного или нескольких убийств на совести, и меня самого преследуют за убийство в Шропшире, но, конечно, безуспешно. Ха-ха-ха!

Это было сказано с таким дьявольским смехом, что я невольно отшатнулся от него. Доктор встал и пошел к дверям.

— Нам предстоят четверо суток пути, — сказал он, обернувшись на пороге, — и в течение этого времени

вам нечего опасаться. Мы сумели бы отправить вас и ваших друзей на тот свет еще там, в Атлантическом океане, но не сделали этого только потому, что намерены получить от вас некоторые сведения. Итак, вы можете быть вполне спокойны до тех пор, пока капитан Блэк не подвергнет вас личному допросу. Но предупреждаю вас, что если вы не одумаетесь, то убедитесь на опыте, что люди сильнее и могущественнее вас со слезами призывали смерть, когда мы прикасались к ним одним только пальцем. А вам будет оказано полное внимание! — С этими словами он вышел.

Все, что он говорил, была правда. Для всех я был мертв — ни одна живая душа не могла извлечь меня из этой железной тюрьмы, о существовании которой никто не знал. Что же оставалось мне? Или сказать все, что я знаю, этим негодяям, или запугивать их тем, что Родрику тоже известно многое.

Обдумав свое положение, я решил так: капитан Блэк потребует, чтобы я сказал ему все, что мне известно, и если я не соглашусь, то он прибегнет к самым крайним мерам — и я содрогался при воспоминании об ужасной участи бедного Холля.

Этот человек создал отважный план, смелость которого превышает все возможное в конце XIX столетия. Узнай кто-нибудь, где находится та берлога, в которой скрывается этот разбойник, его безопасности пришел бы конец.

Если бы это место было известно Родрику, я мог бы рассчитывать, что останусь жив, но я знал, что даже Холль не знал ничего об этом, и то, что не удалось ему, едва ли могло удасться простоватому и неопытному в такого рода делах Родрику.

Все эти соображения привели меня к следующему выводу: я буду делать вид, что и мой друг знает кое-что. Может быть, это и спасет мне жизнь, хотя Бог знает, что из этого получится. В сущности, жизнь в такой обстановке и среди этих людей не имела для меня ничего привлекательного, а потому я не особенно и дорожил ею.

XIV. Все дальше к северу.

В течение нескольких дней я не видел доктора, да и никого, кроме старого негра, прислуживавшего мне и на все мои вопросы отвечавшего только «да» или «нет». Ежедневно в определенный час утром он являлся ко мне с докладом, что ванна готова; ежедневно я получал роскошный завтрак, обед и ужин, свежее белье, тонкое и прекрасное, и совершенно новый щеголеватый костюм от хорошего портного, того же покроя и сшитого из того же материала, что и у доктора. Вообще во всем была видна забота и внимание ко мне. Так, например, мне присылали книги, в каюте топили печи, когда я стал замечать, что температура заметно падает, постельное белье нагревали грелками, словом, делали все, чего только мог пожелать самый избалованный и изнеженный человек. Тем не менее это одиночное заключение страшно действовало на мои нервы, и чем дальше, тем больше.

На четвертые сутки пути наше судно, не особенно спешившее до сих пор, вдруг пошло полным ходом, а под вечер я заметил, что на палубе стало очень шумно. Я стал смотреть в иллюминатор и увидел, что громадная ледяная гора преграждала нам путь.

Вода каскадами сбегала с громадной ледяной массы, сверкавшей белоснежной чистотой, на которую местами падали розоватые тени заходящего солнца. Теперь мне вдруг припомнились слова Паоло, когда он в бреду все время кричал: «Лед, лед». Это была вторая тайна капитана Блэка: он скрывался во льдах, много севернее того пути, по какому следуют обычно суда, идущие в Канаду. Это я мог заключить по тому, сколько времени мы находились в пути.