Железный пират (сборник)
Шрифт:
Страшно было видеть, как люди, только что восстававшие против него, теперь вдруг превратились в жалких, послушных рабов. Все они присмирели; кругом царили полнейшая, мертвая тишина и безмолвие. Даже стоявшие в этой схватке за капитана со страхом следили за грозным проявлением гнева своего могучего властелина. Между тем скоро принесли заступы и лопаты на снежную поляну у подножия первых холмов и принялись рыть яму. Что же касается американца, то он сидел на холодном камне берега и стонал от боли, причиняемой ему раной, но не просил пощады, хотя отлично знал, что его ожидает. Напротив, охваченный бешенством, он стал потрясать кулаком, грозить всем окружающим и Блэку, который молча и, по-видимому, с довольным видом слушал его, довольный тем, что вызвал в нем этот бессильный гнев. И чем громче и сильнее
— Обоим нам придется умереть, — проговорил, наконец, американец, как будто успокоившись после бесчисленных диких проклятий. — И тебе, и мне, Блэк, и обоим нам не на что надеяться. Но если существует справедливый Бог, то я знаю, что этот год он скостит с моего счета и приложит к твоему, или же нет вовсе ни ада, ни вечного правосудия, и все, во что верят моряки, одна ложь, ложь, как и каждое твое слово, как и все, что касается твоего проклятого судна! Делай свое дьявольское дело, зарывай меня — я теперь не могу противиться, но знай, что я восстану против тебя и что придет день и час, когда ты будешь рад отдать свой последний грош, чтобы вырыть меня из могилы и вернуть снова к жизни!
Но и эта короткая речь так же мало тронула Блэка, как и безумные, страшные проклятия несчастного. Мне стало вдруг ужасно жаль этого приговоренного к смерти человека, и я осмелился дотронуться до руки Блэка и готов был уже просить его о помиловании. Но при виде меня Блэк замахнулся кулаком — и я отошел в сторону, заметив по глазам, что он находился в состоянии полной невменяемости или безумия. Он стоял с пеной у рта, бормоча какие-то несвязные слова, сжимая до боли свои руки, сбросив шапку на землю, с крупными каплями пота на высоком загорелом лбу. Ему казалось, что дело продвигалось слишком медленно, хотя люди работали, не покладая рук, не разгибая спины, работали с лихорадочной поспешностью. Но он все торопил их, и чем дальше, тем больше.
Это была потрясающе дикая, страшная картина. В тихую ночь, среди беспредельной снежной равнины, люди, подобно черным муравьям, копошились на земле, роя могилу для живого человека. Ясный, полный месяц смотрел с безоблачных небес на это страшное дело. Кругом все точно вымерло — никто не проронил ни слова, ни малейшего звука не доносилось ниоткуда. Я, стоя вдали, также молча смотрел, точно какая-то дьявольская сила влекла меня туда, где совершалось это чудовищное преступление. Я видел, как несчастную жертву докатили до ямы и столкнули в могилу, видел, как стали проворно заваливать яму снегом. Сама жертва безмолвно следила за их работой, как бы окаменев от ужаса, но когда только голова осталась еще не зарытой, из груди пирата вырвался страшный предсмертный крик, крик мучительной агонии, последний вопль человека, расстающегося с жизнью. Крик этот разбудил дальнее эхо и долго-долго звучало оно в тихом, морозном воздухе.
Когда страшная работа была окончена, люди медленно побрели к берегу, не подымая головы и волоча ноги, точно налитые свинцом. Только капитан Блэк не мог расстаться с этим страшным местом. С обнаженной головой он стоял один над снежной могилой и смотрел на этот снежный холм, уже засверкавший ледяными кристалликами мороза. Вдруг из-за дальних холмов раздался громкий, страшный крик, какой-то душераздирающий вопль другого человека, расстающегося с жизнью, — и этот вопль также был подхвачен эхом и повторен им по всем ущельям, крик, полный горя, муки и жгучего отчаяния. Я понял, что это был крик одного из несчастных углекопов, оплакивающего своего друга или брата. Он как будто пробудил Блэка: тот вздрогнул, зубы у него стучали и, весь дрожа, как в лихорадке, он крупными шагами направился от могилы к берегу, не глядя по сторонам, не проронив ни слова.
XVIII. Я покидаю царство льдов.
На следующий день перед закатом солнца ко мне пришел доктор Осбарт с важной новостью.
— Все эти волнения умов и тревожное настроение людей совершенно изменили наши первоначальные планы, — проговорил он. — Блэк рассчитывал пробыть здесь всю зиму, чтобы дать окончательно успокоиться всем неблагоприятным для нас толкам, появившимся в Европе и Америке. Но теперь это становится невозможным, так как до тех пор, пока экипаж
— Я не буду подписывать ваши бумаги, — горячо воскликнул я, — и уже заявил об этом Блэку, а потому нет никакой надобности снова приставать ко мне с этим вопросом!
— Вы, по обыкновению, слишком спешите, мистер Стронг, — заметил с улыбкой доктор, — о бумагах мы успеем поговорить с вами, когда я принесу их вам, а не теперь...
— Так чего же вы от меня требуете? — спросил я, ожидая, что мне будет предъявлено такое требование, от которого я должен буду отказаться.
— Только следующего, — продолжал спокойно доктор — капитан Блэк желает, чтобы вы дали ему свое честное слово, как порядочный человек, что если он возьмет вас с собой на судно, без чего вы через двое суток умрете здесь с голода, то вы не сделаете ни малейшей попытки покинуть судно без его разрешения и ни под каким видом или предлогом не будете стараться сбежать. Дальше: что бы вы ни видели здесь, вы не будете выражать ни вашего неудовольствия, ни вашего неодобрения до тех пор, пока будете находиться с нами на судне. Кроме того, вы должны обещать, что не будете вступать в разговоры с членами экипажа и не будете вмешиваться в их дела, что бы это ни было. Эти условия вы обязуетесь исполнять не только по букве договора, но и по духу. Если вы дадите мне теперь же ваше честное слово в том, что будете исполнять все, что от вас требует Блэк, то можете теперь же начать укладывать свой чемодан и без дальнейших хлопот отправляться на судно. Но при этом не хочу от вас скрывать, что если вы намерены обмануть нас, то лучше оставайтесь здесь, так как малейший обман может вам стоить жизни!
В одну секунду я оценил и предложение доктора, и свое положение в случае отказа с моей стороны. У меня появился только вопрос: не будет ли мое присутствие на судне являться как бы безмолвным одобрением его образа действий, но я ответил на него отрицательно. В то же время я сознавал, что если мы попадем в европейские или американские воды, то у меня во всяком случае будет шанс попасть в руки тех людей, которые теперь ищут меня, или же в руки каких-нибудь врагов Блэка, которые, конечно, возвратят мне свободу.
— Так вы согласны дать эти обещания Блэку? — спросил меня доктор, все время внимательно следивший за мной.
— Да, согласен!
— Значит, я могу передать капитану, что вы даете ему ваше честное слово исполнять все его требования и что он может положиться на ваше слово, как на слово вполне порядочного и честного человека?
— Да, конечно!
— Ну, в таком случае начинайте укладывать свои вещи. Впрочем, я забыл, что у вас нет чемодана. Я одолжу вам один из своих! Я знаю, что пока у вас не очень много вещей. Но это не беда: как только мы прибудем в Париж, капитан обо всем позаботится. Ведь вы, надеюсь, пока еще не намерены посещать увеселительные сады?
— Во всяком случае не так скоро! — рассмеялся я в ответ на его шутку, не менее его довольный тем, что вырвусь, наконец, из этой каменной тюрьмы и ледяного ада. — У меня действительно нет ни белья, ни денег, ни платья!
— О, все это до первой встречи с каким-нибудь судном. А тогда вы, наравне с остальными, получите свою долю. Да не делайте же такое страшное лицо, подождите, пока сами испытаете хоть раз это волнение, эту неравную борьбу одного судна против всех правительств Европы и Америки, пока испытаете радость торжества и победы над врагом, который грозил вам гибелью, — это сознание своей силы, своей непобедимости... Вы всего этого не знаете и потому не можете понять меня!