Железный поток. Морская душа. Зеленый луч
Шрифт:
Так говорили нам, матросам крейсера «Корнуэлл», в 1914 году, когда мы переменили в погребах практические снаряды на боевые. Тогда мы не знали, что мир делится не на нации, а на классы. Я был сперристом. Билли Кросс был рулевым. Это он сказал мне первый об этом. Я рассмеялся — это придумали немцы, чтобы ослабить Англию. Мы топили немецкие подводные лодки. «Там такие же рабочие, как мы, — говорил Билли. — Почему мы их убиваем, ты знаешь?»
«Корнуэлл» метался по всем океанам. Мы обстреливали где-то у Африки остров. На нем была деревня. Билли сказал:
Война все же надоела. Она закончилась. Мы думали отдохнуть. Но через месяц мы опять приняли боевые снаряды и пошли в Белое море.
«Вот Россия, — сказали нам. Берега были унылы. — Та Россия, которая изменила Англии. Она продалась немцам и бросила нас в самый тяжелый момент войны. Измену она назвала революцией. Мы пришли сюда наказать изменников, из-за которых были убиты лишние тысячи англичан».
Это было понятно. Но Билли вечером сказал:
— Бен, а зачем здесь болтаются траулеры?
— Очевидно, ловить треску, — сказал я.
— Так ведь воды русские?
— Они изменники, — сказал я.
— А мы грабители, — сказал он.
Билли повернул дело иначе.
— В России революция, — сказал он, — власть взяли рабочие и крестьяне. Они не хотят, чтобы их треску ловила английская фирма. Ведь это английская фирма, Бен?
Я задумался. Тогда Билли стал наседать:
— Что бы ты сказал, Бен, если бы французские траулеры пришли в Дорн-Кеп и стали у тебя под носом ловить треску? И если бы французский крейсер отгонял бы тебя от трески снарядами? Твои дети голодали бы, Бен?
Надо сказать, что до службы я был рыбаком.
— «Корнуэлл» здесь не затем, — сказал я, — мы. Помогаем свергнуть в России власть, которая заключила предательский мир.
— «Корнуэлл» здесь затем, чтобы охранять траулеры рыболовного акционерного общества Ферст, — сказал Билли. — «Корнуэлл» здесь затем, чтобы поддерживать порядок в новой английской колонии, называемой Северной Россией. Эта колония, изобилующая рыбой, нужна Ферсту. Кому же мы служим, Бен: Англии или Ферсту?
Это я увидел своими глазами. Мы были в море. Траулеры ловили треску. Нас подозвали сигналом. Капитану сообщили, что их обстреляло сторожевое судно под красным флагом. Мы дали полный ход и к вечеру увидели его на горизонте. Мы потопили его третьим снарядом. На другой день мы подходили к месту стоянки. Я был свободен от вахты. Наше отделение вызвали наверх и приказали взять винтовки. Мы сели в катер и пошли на берег. Там оказался поселок, не видный с корабля. Это был рыбачий поселок. Сети сушились. Лодки были перевернуты, и смола в пазах днища пахла точно так же, как в Дорн-Кеп.
Лейтенант сказал:
— Надо найти людей с рыбачьей шлюпки, которые доплыли до берега. Они не подчинились сигналу. Вы узнаете их по мокрому платью. Это большевики.
Большевики были те, кто заключил с немцами мир. Их называли предателями. Но Билли рассказал мне о них другое. Я хотел посмотреть, что это за люди. Многое они говорили верно, если правильно рассказывал Билли.
В
— Бесчеловечно наказывать детей. Оставьте его.
Лейтенант был настоящим англичанином. Англичанин не бьет беззащитных, говорили нам в школе.
Рядом мы нашли мокрого человека между пустыми бочками. Он был в матросской форме. Это был первый большевик, которого я увидел.
— Где хозяин дома? — спросил лейтенант.
Ни кто его не понял. Большевик стоял и плевался сквозь передние зубы, редко и спокойно. Унтер-офицер позвал меня и прошел в дом. Мы взяли там рыбака. Когда мы повели его на улицу, к нам подбежал старик и ударил унтер-офицера по лицу.
— Большевик! — сказал унтер-офицер и доложил лейтенанту.
Мы поставили большевиков к сараю. Рыбаки провожали нас глазами. Я смотрел на сети. Они были такие же, как в Дорн-Кеп.
Старик умирал тупо. Он так и не понял, что его убили.
Рыбак плакал и что-то говорил. Матрос умер превосходно. Он воспользовался несколькими английскими словами, которые знал. Он поднял руку и ткнул себя в грудь.
— Матрос! — сказал он и показал на нас. — Тоже матросы. — Потом показал на рыбака. — Пролетарий! — И опять на нас. — Тоже пролетарий.
Потом повернулся к лейтенанту и сказал:
— Офицер, хозяин, убийца! — и великолепно выругался по-английски.
Лейтенант скомандовал:
— К стрельбе!
Мы подняли винтовки. Матрос вскинул голову и плюнул сквозь зубы в сторону лейтенанта.
Мне показалось, что большевик был прав. Рыбак был такой же, каким был я до службы. Билли тоже был прав.
Я опустил винтовку. Лейтенант посмотрел на меня.
— Хьюдсон, не валяйте дурака, — сказал он. — Вы слышали команду?
— Да, сэр, — сказал я. — Я стрелять не буду.
— Огонь, — скомандовал он, и остальные выстрелили.
На корабль меня привели под конвоем. Я получил два года военной тюрьмы. Это была хорошая школа. Мертвый большевик привел меня в партию. Она достала мне чистые документы и послала на завод Сперри. Там делали гирокомпасы и была большая партийная работа.
Когда разгромили Аркос, мы вышли на манифестацию протеста. Нас арестовали. Докопались до моей настоящей фамилии. Меня приговорили к пяти годам и отправили в колонии. Не буду рассказывать, как я бежал на родину. Она оказалась здесь, у вас, — родина угнетенных всего мира.
Сегодня меня узнал тот русский мальчик, который был в мокром платье. Теперь он краснофлотец. Он здесь, среди вас. Мне сказали, что он ненавидит англичан. Мне кажется, он не понимает, кого он должен ненавидеть. Я англичанин. Он обвиняет меня в том, что я расстреливал тогда матроса и рыбаков.
Его глаза ослепляет кровь. За ней он не видит, кто действительно убил его отца и расстрелял тех троих. Эта же кровь промыла мои глаза, и я стал видеть как надо. Если моя жизнь не убедила его в том, что не все англичане — его враги, я прошу его об этом сказать.