Железный Совет (другой перевод)
Шрифт:
Сил ему хватало только на то, чтобы ходить за Джейкобсом по его странным маршрутам да сидеть и лить слезы. Все время перемен, когда дни всеобщего возбуждения, строительства, споров и уличных митингов сменялись днями обид и потерь и наконец обернулись вооруженным противостоянием, ужасом и предчувствием конца, Ори нес свой тяжкий груз.
Коллективисты готовились к финалу, к последней битве, которая, они знали, не заставит себя долго ждать. Ори лежал и смотрел в окно на улицы, где царило насилие, и наблюдал сначала восход Коллектива, а потом его закат. Он видел, что милиция наступает. Каждую ночь Коллектив терял еще одну баррикаду. Милиция захватила печи для обжига на улице
«Надо кому-нибудь рассказать, – думал он. – Спиральный Джейкобс – это беда. Он причина чего-то». Но Ори так ничего и не сделал.
Может ли такое быть: город полон тех, кого отверг Джейкобс? Растерянных людей, которые едва успели понять, что выполняют чье-то задание и в чем оно состоит, как все уже кончилось. А вот он преуспел, и еще неизвестно, к добру это или к худу.
– Тише, тише, – сказал ему Спиральный Джейкобс, когда они прогуливались как-то ночью.
Настенные рисунки старика становились все сложнее и таинственнее. Теперь Ори не плакал, но, как потерянный, плелся за ним и приставал с вопросами.
– Что ты заставил меня сделать, что ты делаешь сейчас, что ты тогда делал?
– Тише, тише. – Голос Джейкобса стал почти добрым. – Все почти готово. Нам нужно было что-нибудь, из-за чего поднимется шум. Теперь уже недолго осталось.
Ори вернулся домой и обнаружил, что его ждут: Мадлена ди Фаржа, сломленный, переделанный Курдин, которого он не видел несколько месяцев, и еще несколько незнакомых мужчин и женщин.
– Нам надо с тобой поговорить, – сказала Мадлена. – Нам нужна твоя помощь. Мы ищем твоего друга Джейкобса. Его надо остановить.
И тут Ори заплакал от радости, что кто-то, кроме него, знает, и теперь что-то можно будет предпринять, и ему не придется делать все в одиночку. Он так устал. При виде этих людей, таких суровых и непреклонных, уверенно сжимающих оружие, не паникующих, как почти все в последние дни, он почувствовал, как что-то внутри него шевельнулось и устремилось к ним.
Глава 28
На юге отряду спасателей досталось сложное задание на улицах, отделявших Пряную долину от Садов Собек-Круса. Парк считался свободной от огня зоной, населенной беглыми заключенными и ренегатами всех мастей, неподконтрольной ни Коллективу, ни парламенту. Коллективистам понадобились дрова: взяв топоры и пилы, они пошли валить деревья. Но им обошлись дорого и путь туда через обстреливаемые милицией улицы, и дорога назад, с поклажей. Нескольких подстрелили на краю парка: застигнутые врасплох люди падали на булыжную мостовую и оставались лежать в тени стен.
Решения по-прежнему принимались, но всеобъемлющая стратегия, превратившая Коллектив в единую силу, государство в государстве, больше не вырабатывалась. Во главе некоторых отрядов и теперь еще стояли умные офицеры, но какие бы приказания они ни отдавали, все операции оказывались не связанными между собой.
Из милицейской башни на Мушиной стороне давно вынесли орудия, магический арсенал и секретные карты. Толстые гудящие провода подвесной дороги расходились от ее вершины на юг и на север. На юге они вели к окраинной милицейской башне Барачного села; на севере дорога круто взмывала вверх, пролетая над мешаниной черепичных и железных крыш под стеклами Оранжереи и петляющим руслом Вара к центру Нью-Кробюзона. Там она подходила к Штырю, пронзавшему небо рядом с Вокзалом потерянных снов.
В последние безумные дни коллективисты Мушиной стороны набили взрывчаткой, химикатами
Провода прогибались при проезде вагонов-стручков, врассыпную бросались удивленные вирмы, ругаясь последними словами.
Вокзал потерянных снов был сердцем города даже в большей степени, чем парламент – мрачная крепость, очищенная от функционеров. Гримаса времени: «парламентское» правительство приостановило деятельность парламента. Мэр принимал решения, сидя внутри Штыря.
Когда направлявшийся на север стручок пролетал над Речной шкурой, милиция забросала его гранатами. Не долетая до цели, те падали в Шек и на приречные улицы Малой петли, где и взрывались. Но милиция не могла промахиваться вечно. Металлический канат взвизгнул под тяжестью стручка, и один или два снаряда пробили окна, влетели внутрь вагона и сдетонировали.
Стручок взорвался, смертоносный груз мгновенно превратил его в маленький ад; вагон сорвался с каната и рухнул вниз, чертя в воздухе дымную кривую. Разваливаясь на куски, он залил лавки и дома-террасы Шека дождем из огня и расплавленного металла.
Зато другой набитый взрывчаткой стручок летел к югу над бедняцкими кварталами, оставив позади баррикаду, отделявшую Пряную долину от Барачного села. С обеих сторон засыпанной кирпичами и щебенкой ничейной полосы на него смотрели милиционеры и коллективисты.
Стручок перемахнул через пустырь, а когда впереди встали высотные дома и дорога, поворачивая, пошла под уклон, нырнул. И врезался прямо в милицейскую башню Барачного села.
Вспышки взрывов засверкали на шпиле – один, второй, третий. Бетон вспучился и пошел трещинами. Растущее пламя пожирало шпиль изнутри; тот подскочил, отлетел прочь и стал падать, башня начала обрушиваться. Вся ее верхушка устремилась вниз, точно пирокластический поток во время извержения вулкана. Кувыркаясь, сыпались милицейские вагоны.
Тросы надземки угрожающе обвисли и на протяжении двух миль рухнули на город. Кольцами они упали на черепичные крыши, проделывая в ткани города полукруглые борозды, убивая всех на своем пути. С башни на Мушиной стороне трос полого свисал в направлении Пряной долины: раскаленный и страшно тяжелый, он уничтожил там несколько зданий.
Зрелище получилось эффектное, но коллективисты знали, что им уже ничто не поможет.
Почти все предприятия у Ржавого моста пустовали: рабочие и хозяева либо попрятались, либо ушли защищать Коллектив. Но несколько мелких фабрик еще пыхтели, принимая любые заказы за любую плату, – к ним-то и направился Каттер в день, когда упала милицейская башня.
Огни на древней улице стекольщиков давно потухли, но, потрясая тощим кошельком и взывая к политическому чутью ремесленников, Каттер добился того, что мятежники со «Стекольного завода Рамуно» снова раздули горны, достали поташ, папоротники, а также известняк – все для полировки и чистки. Каттер отдал им футляр с круглым зеркалом Иуды, которое он разбил. Стекольщики дали согласие отлить ему замену. После этого Каттер пошел к Ори – дожидаться его и Иуду.
Если Каттер и встречал Ори раньше – что вполне вероятно, учитывая немногочисленность недовольных до эпохи Коллектива, – то он этого не помнил. По описанию, данному Мадленой ди Фаржа, Каттер представлял себе озлобленного, неуемного, драчливого мальчишку, рвущегося в бой и без конца бранящего своих товарищей за бездействие. Но парень оказался совершенно иным.