Железо, ржавое железо
Шрифт:
– Что-то больно тяжелая смена белья. Прямо как гиря. Эй ты, вонючка, – бросил он Дэну, – а ну открой саквояж.
– Э-э нет, – сказал Редж, вытащив Каледвелч. – А ну, посторонись!
– Не дури! Сопротивление полиции – серьезное преступление. Призываю всех в свидетели.
– Я ничего не видел, ничего не знаю, – сказал человек с черной повязкой.
– Теперь-то нам хвост обеспечен, – буркнул Дэн, устремившись к выходу.
Констебль преградил ему дорогу. Редж сделал угрожающий выпад мечом, а Дэн двинул констеблю саквояжем в пах.
– Извини,
Они бежали под проливным дождем.
– Значит, теперь мы в бегах, – сказал Редж, когда Дэн остановился, чтоб отдышаться. – По крайней мере с точки зрения полиции, но не думаю, что констебль станет поднимать шум. – И он завернул мокрый Каледвелч в полосатый фартук.
Никакой погони и полицейских свистков слышно не было.
– Надо найти пристанище на ночь.
В ближайшей деревне постоялого двора не было, но на южной окраине стоял большой особняк, занятый Министерством социального обеспечения.
– Смотри, кажется, попутка?
Но ревущий автобус затормозил у ворот особняка, и из него, шатаясь, вышли калеки, которых сопровождали медсестры из «Госпиталя надежды».
– О, боже, ты только взгляни, что могло случиться с нами!
Это были инвалиды войны: у одного снесено пол-лица, другие с ожогами, слепые, безрукие. Дэн и Редж спрятались за широким стволом вяза. Автобус уехал. Дождь лил не переставая. Промокшие насквозь братья молча шли на юг, пока не набрели на сарай, оказавшийся фермерским гаражом. В нем стояли два трактора, пустые канистры и ржавый домкрат, на полу валялся промасленный брезент.
– По крайней мере, тут сухо, – сказал Редж. Дэн молчал.
Они сели на шершавый бетонный пол, привалившись к стене. Спать не хотелось. Отдышавшись, Дэн сказал:
– Ребята называли ту дорогу «жопа». Погода была точь-в-точь как сейчас. И грохот стоял несусветный.
– Забудь, Дэн, забудь.
Церковные часы вдалеке пробили полночь.
– Вот и кончилась Страстная пятница и наступила суббота. – Редж наткнулся промокшим ботинком на что-то легкое и подвижное, на ощупь деревянное. Позже он понял, что это была игрушка, детская лошадка па колесиках.
– А еще там было большое замерзшее озеро и мужчина с четырьмя детьми, умиравшими от голода. Это было на Украине.
– Забудь, Дэн.
Редж задремал. Ему приснились русские великаны. Когда он проснулся, он увидел яркую, почти полную луну, которая отражалась в тусклом металле трактора. Снаружи доносился плеск. Дэна рядом не было. Редж со стоном поднялся и вышел из сарая. Голый Дэн мылся в бочке с дождевой водой.
– Да ты спятил!
– Отмываюсь от рыбного запаха. Чтобы не говорили, что от меня несет, – объяснил Дэн.
– Простудишься насмерть, – чихнув, сказал Редж.
– А ты разведи костерчик в углу. Обсушимся.
Это была дельная мысль, только с топливом проблема. Правда, в углу нашлось немного хвороста и соломы, там же валялась страница
Через некоторое время они набрели на полуразрушенный дом, в котором, однако, кто-то хозяйничал. Ставни оторваны, окна выбиты, дверь и вовсе отсутствовала. Палисадник вокруг дома обильно зарос бурьяном. Однако изнутри слышались звуки гитары, а из разбитого окна тянуло дымком. Дэн и Редж прошли сквозь заросли сорняков и заглянули в дверь. В камине горел огонь. На полу у камина сидели двое грязных молодых людей и девица. Парень с гитарой повторял один и тот же ми-мажорный аккорд. На вошедших Дэна и Реджа все трое посмотрели без страха, но и без радости. Из темного коридора вышел бородатый старик в джинсах и расстегнутом военном кителе, из-под которого виднелась волосатая грудь. Он кивнул гостям и бесстрастно произнес:
– Покайтесь.
– В чем? – спросил Редж. – Простите, вы не против, если мы немного погреемся и обсушимся у камина? Ночь была долгая и беспокойная.
– Но взойдет заря, и солнце засияет для тех, кто покается. Каждый несет в себе все грехи мира.
Девица с немытыми соломенными волосами громко зевнула. Она была в армейских брюках и застегнутом на все пуговицы дорогом меховом жакете, явно краденом.
– Удалитесь от грешного мира. Воспитывайте в себе смирение. Живите как птицы небесные.
– От меня не пахнет? – спросил Дэн.
– Чуть попахивает рыбой, – принюхиваясь, сказал старик. – А что у вас в сумке, еда?
– Увы, – ответил Редж,
– Ну, что ж поделаешь. Тогда пусть нам Джеффри споет.
Гитарист взял свой бессменный ми-мажорный аккорд и монотонно затянул:
Нам опостылел белый свет, В нем ничего святого нет. Мы вырыли могилу, Где света нет. И в этой яме не важна Ни вера, ни вина. И лживая людская речь Здесь больше не слышна. He видно в яме той ни зги, Лишь вечно давит на мозги Не туча грозовая — Обманка роговая.