Желтая акация
Шрифт:
— Что делать? Так заболеть можно. Пока доберемся в Ботяновичи, продрогнем, — волновался Петрусь.
Галя скомандовала:
— Разжигайте костер! Обсушимся и только тогда поедем домой.
— Чем разжигать, Галечка! Спички у меня были, но… что они теперь ст'oят?
— Благодарите мою маму. В моем пальто есть полная коробка.
Достали спички, подожгли сухой можжевельник, и костер сразу запылал.
Сразу как-то стало легче на сердце, когда окутало всех дымом. Даже шутить начали.
— Как это ты, Галя, надумала заготовить хворосту?
— Мне
Галя спряталась за куст, разделась, накинула на себя пальто оно было сухое, — так и подошла к костру. Ребятам пришлось сушить одежду на себе, поворачиваясь то одним, то другим боком к огню.
Одежда быстро подсыхала. Дров хватало, подкидывать их не забывали. В золу уже была посажена картошка.
Директор с учителями, наведя порядок в большом затоне, задержались в меньшем, так как там оказалась неодинаковая глубина: с одного берега превышала два метра. Пришлось вырубить жердочку, промерить дно и объезжать глубокие места, чтоб не портить орехов. И только потом вспомнили про Богатьковку. А что у них?
Заметив издали дым, директор сказал:
— Ого! Дым идет. Значит, работа закончена. Галя молодчина!
Выйдя из моторки, они увидели, что у костра прыгают хлопцы и поют:
Гарні, гарні бульбу з печы У торбачку да за плечы…Сымон Васильевич сразу догадался:
— Далеко от берега опрокинулись?
— Почти у самого берега, Сымон Васильевич, — ответил Петрусь, чтобы как-то уменьшить свою вину.
— Вот если бы узнал Евстигней Поликарпович! Сразу поднял бы шум на весь район: «Разве я не предупреждал? Или я не говорил: к черту все, что связано с глубокой водой!»
— Вы, Нина Ивановна, выбросьте из головы этот вздор… А вы ребята, будьте осторожны! Если уж так получилось, то досушивайте одежду, допекайте картошку, а потом мы вас на моторке подбросим домой.
Так и сделали. Через десять минут хлопцы и Галя доели картошку, угостили, разумеется, и учителей. Потом сели в лодку вышли через протоку на веслах, а там моторка как дала ходу, так мигом были на месте. А через несколько минут и дома.
Галя умылась, переоделась. Мать только спросила:
— Что это платье у тебя такое влажное?
— Мамочка! Сколько раз ты мне говорила: «У воды — да не замочиться». Что же тебя удивляет?
— Так-то оно так, но все же осторожнее надо быть.
Как бы там ни было, орехи посажены. Каждый орех — это хорошо видели все — вцепился своими рогульками за дно ботяновского озера. Значит, все будет хорошо…
Собрание в школе началось в шестом часу. Рассказывала больше Зося, заглядывая в дневник. Не пропустила и того, как Гиляр попал в нору барсука.
Галя больше говорила о красоте полесской пущи. Показала свои рисунки.
Дополняя юных натуралистов, Иван
Директор весьма доброжелательно встретил это пожелание, так как там школьникам было бы действительно и интересно и поучительно.
Обсудили вопрос и о распределении оставшихся орехов. Решили дать понемногу в каждую хату, чтоб все — и старые и малые попробовали их и убедились, что разводить их стоит.
В гости к братковским юннатам
Дума думу подгоняет.
Причин для поездки в гости было несколько: приглашение братковских юннатов, постановление общего собрания послать добрым соседям гостинец — два центнера орехов. Да и вообще стоит наладить связь с соседями. Кроме того, ботяновцы везли еще — правда, немного, килограмма два, — водяных орехов. Это уже не подарок, а для показа, так как они вряд ли их когда видели.
— На большее пока пусть не рассчитывают. Когда у нас свои хорошо уродятся, дадим им и на семена, — сказал Сымон Васильевич.
Делегация ехала большая — человек двадцать, среди них две учительницы: Нина Ивановна и Тамара Алексеевна. Тамара Алексеевна это та самая учительница одной из соседних школ, которая просила Василия Григорьевича помочь ей перейти на работу в кооперацию. Она заменила в Ботяновской школе Тита Апанасовича, ушедшего на пенсию. Обещал он помогать новой учительнице, передать свой опыт. Но случилось так, что после двух-трех посещении ее уроков Тит Апанасович честно признался директору:
— Не берусь учить ее: мне самому на старости лет есть чему у нее поучиться.
Понравилась Тамара Алексеевна и ученикам. Она обладала какой-то врожденной привлекательностью, приветливостью. Ее сердечность, даже голос ее — певучий, мягкий, приятный — привлекали к себе.
Когда Сымон Васильевич был как-то у секретаря райкома и поблагодарил его за то, что он направил в Ботяновскую школу такую отличную учительницу, так Василь Григорьевич просто не выдержал:
— Ну знаешь, Сымон! Ты меня удивил так, что больше некуда. Ты, случайно, не шутишь?
— Какие могут быть шутки! Золото, а не дивчина.
— Она теперь не будет в кооперацию проситься?
— Думаю, что нет. Веселая стала. Хорошая певунья, помогает нашему Лопушинскому хором руководить, а он на оркестр переключился.
— Чудеса, да и только! А там… никакого внимания, затравили. Эх, когда это все люди станут людьми, научатся не только требовать уважения к себе от других, но и станут уважать и беречь других!
Махнул рукой Василь Григорьевич и больше об этом не говорил…