Жёлтая линия
Шрифт:
Я все пытался высмотреть Нуя. Наконец увидел, окликнул. Нуй улыбнулся, помахал рукой, и мы начали сближаться. Он шел умело — не загребал грязь ногами, а высоко поднимал их, медленно и тщательно переставляя. Я попробовал — действительно, так легче.
— Ничего, скоро будет сухо, — пообещал Нуй, оказавшись рядом. — Я эти места знаю.
— Вот и надо было высаживаться, где сухо, — высказал я наивное и заведомо невыполнимое пожелание.
— Ты же слышал, — смиренно вздохнул Нуй, — нужно просмотреть окрестности.
Если кто прячется — спугнуть.
— А если не испугаются?
—
И в самом деле, голоса и шлепанье солдатских ног доносились отовсюду.
Кое-где сквозь туман мелькали округлости пехотных шлемов — там шли другие команды. Было, в общем-то, почти не страшно.
Потом над головой с ревом промчалось звено реагшанов, которые выглядели сквозь дымку стремительными летящими призраками. А еще через пару минут низко над нами прошел довольно странный аппарат. Кабина и корма располагались как бы отдельно, а между ними — ажурная решетчатая конструкция. Нуй пояснил, что это машина для переброски антротанков.
— Не вижу ориентир, — услышал я голос Рафина-Е. Он забрался на островок и вглядывался в туман, держа перед лицом рацию. — Дайте общий ориентир на нашу сторону. Повторяю, дайте ориентир “Крысолову”…
“Вот сожрет его какой-нибудь местный крокодил, — подумал я, — останемся и без командира, и без ориентира. Так и будем блуждать в тумане до скончания веков”.
— Гляди, — сказал Нуй, вытягивая руку вперед. — Это ориентир.
Действительно, где-то за туманом поднялся в небо тусклый желтый луч. Он то прибавлял яркости, то вдруг совсем пропадал. Упругое дно болота тем временем становилось выше, грязь уже не доставала до колен. Чаще стали попадаться островки с пышными кустами и толстыми корявыми деревьями. Редел и туман.
По всему было видно, что скоро под ногами станет сухо, мы приободрились.
Наконец первый из нашей команды ступил на твердую землю и попрыгал на месте, стряхивая с себя комки грязи. Это было просто счастье — не больше и не меньше.
Мне казалось, что все кончилось и осталось только отдыхать.
На самом деле ничего еще не начиналось.
— В цепь! — скомандовал Рафин-Е, уже в который раз за сегодня. — И замолчали. Движемся быстро, но тихо. Ориентир прежний.
Берег поднимался пологим склоном, на котором произрастал довольно жиденький и блеклый лесок. Луч света по-прежнему упирался в небо, так что опасность заблудиться нам не грозила. “Как там Щербатин? — с легкой грустью подумалось мне. — Проклинает день, когда родился? Или, наоборот, пристроился где-нибудь в обозе?”
Под ногами пружинила перепревшая растительность. Идти было, в общем, нетрудно, хотя по-прежнему чертовски хотелось сорвать с ремня батарею, раскрутить ее на ремне и забросить далеко-далеко. В лесу стояла тишина, возгласы и ругательства стихли. Появилось тревожное чувство угрозы, глядящей на нас из-за неплотной стены деревьев.
Я заметил, что и командир побаивается. Он шел и невольно горбился, его глаза беспокойно бегали. Почему-то совсем не было видно и слышно смежных команд, “Крысолов” двигался в одиночестве.
И вдруг боец, шедший впереди всех, остановился, предостерегающе
— Что там, Улса? — спросил командир.
— Машины стоят. — У бойца было волнение в голосе. — Их машины.
— Я знаю, там дорога. — Рафин-Е небрежно махнул рукой. — Пошли, там чисто.
Бойцы нерешительно сдвинулись с места. Сквозь деревья уже были видны черные пятна — кузова сгоревших машин. Через минуту мы вышли на дорогу — неширокую хорошо утоптанную полосу, змеящуюся среди деревьев.
Остатки машин стояли в цепочку. Видимо, они шли караваном, пока их не уничтожили… кто?
— Нуй, это наши вездеходы? — спросил я.
— Нет, это их боевые колесницы.
— Чьи?
— Ивенков.
Это были все-таки машины, а не колесницы и не повозки. Хотя и неуклюжие, как поделки неумелого ребенка. Я видел почерневшие от огня зубчатые колеса, цепи, тяги.
На дороге все невольно задержались, примолкли. Даже наш кавалер-мастер со скептической миной прошелся вдоль обугленных остовов и наклонился, что-то разглядывая.
— Вон они, — шепотом произнес Нуй. — Видишь? Вон ивенки.
— Где? — Я чуть не подскочил.
— За обочиной. Вон там…
Я увидел. Мне не стоило бояться, поскольку ивенками Нуй назвал несколько скорченных головешек, лежащих вповалку на траве. Их обугленные руки тянулись к небесам, вместо глаз зияли черные провалы.
— Кто это сделал? — спросил я. — Это штурмовики?
— Думаю, это ульдры, — сказал Нуй. — Штурмовики занимаются совсем другими делами.
Тихий, словно вымерший лес, груда обугленных трупов, замершие навечно машины — все это настроило меня на тревожный лад. Я думал, каково это — по лесу движется вереница машин, вдруг волна огня обрушивается из-за деревьев, люди кричат, мечутся и неотвратимо гибнут. Пусть даже враги — все равно люди. Мне мерещился разбойничий свист и какой-то дьявольский хохот, отраженный эхом из прошлого.
— Они здесь были! — воскликнул вдруг Улса.
Он стоял на обочине рядом с невысоким гладко оструганным столбиком из темного дерева. Столбик был расщеплен у вершины, в развилку вставили палку.
Получилось что-то вроде треугольника на подставке, внутри его была закреплена мертвая птица с черными крыльями и белой головой.
— Это их знак скорби, — сказал Нуй. — Он всегда появляется там, где убивают ивенка. Их находят даже на самой базе, внутри периметра.
Меня прошибло холодом. Оказывается, по базе вовсю гуляют ивенки, ставят свои надгробные столбики.
— Что, тоже поскорбеть решили?! — рявкнул из-за спины Рафин-Е. — А ну, отошли отсюда быстренько! Дай-ка сюда… — Он взял у Нуя огнемет.
Огненный плевок жарко обнял траурный столбик, оставив на его месте небольшой догорающий костер. Я подумал, что и человеческое тело, должно быть, горит так же быстро. Я уже знал, что наши огнеметы заряжены каким-то особым высокотемпературным составом.
— Пусть теперь побесятся, — ухмыльнулся Рафин-Е, возвращая оружие хозяину.
И тут его взгляд упал на меня. — Ну что, новичок! — Он неприятно рассмеялся. — Посмотрел в лицо врага?