Желтая роза в её волосах
Шрифт:
Примерно через полчаса куст отчаянно задёргался, словно бы собираясь вырваться из земли на свободу и убежать в неведомую даль.
Понимая, что клюнуло что-то по-настоящему серьёзное, Денис торопливо натянул на ладони всё те же плотные брезентовые рукавицы: любой мало-мальски опытный рыбак прекрасно знает, что рыболовная леска, на конце которой «сидит» крупная рыбина, может порезать руки ничуть не хуже, чем острая бритва…
Минут через восемь – после отчаянной и бескомпромиссной борьбы – он вытащил на пологий речной берег тридцатикилограммового
Или же эти пятна просто так выглядели – в черноте тропической ночи и в отблесках яркого походного костра?
Как бы там ни было, но пойманная рыба и на вкус оказалась сомом. Обычным сомом, запечённым в обычных углях обычного, уже остывающего тропического костра…
На озере, наш ответ Хемингуэю
Все знали, что в Глубоком озере рыбы нет.
Вернее, когда-то, ещё до Войны, это озеро очень даже рыбным считалось. Тогда весь Карельский перешеек финнам принадлежал.
А в далёком 1944-ом году, вслед за доблестными советскими войсками, на берега Глубокого прибыли первые переселенцы из Кировской области. Голодные и злые – вместо хлеба Власти им презентовали два ящика гранат.
Пришлось озеру познакомиться с взрывчаткой. Одна граната всю деревню целую неделю кормила.
Потом, уже в пятидесятые годы, вдоль озера строили шоссе общесоюзного значения. У дорожных строителей взрывчатки тоже было в достатке. Не преминули старательные дорожники усугубить ситуацию, на совесть постарались.
Да и мужички из окрестных садоводств на свидание к озеру частенько заглядывали, сетки-путанки с собой прихватив. Надо думать, для полноты ощущений от встречи с природой.
Короче говоря, в наше время в Глубоком водятся только колючие ерши и змееподобные ратаны.
Каждую весну на озере происходит маленькое чудо – по последнему льду неожиданно начинают ловиться вполне приличные подлещики, крупная плотва, окуни и щурята. Но только по самому последнему льду, когда уже и выходить-то на него небезопасно.
Всего два-три дня длится активный клёв, после чего рыба опять куда-то исчезает – на целый год. Вот, такая загадка природы, блин весенний…
Джип остановился, не доехав до озера метров десять-двенадцать. Ник выбрался из машины, не торопясь, прошёлся вдоль берега.
Весенний воздух, пахнущий родниковой водой, нежно щекотал ноздри. Бездонное голубое небо висело над головой. Над озером поднималось влажное марево. Лёд, почерневший местами, уже подняло наверх, между берегом и ледяным панцирем – по всему периметру озера – образовалась двухметровая полоса чистой воды.
«То, что надо», – подумал Ник, – «Кажется, успел. Ещё одна ночь, и всё, лёд начнёт рассыпаться прямо на глазах».
– Не передумали, шеф? – насмешливо поинтересовался шофёр-телохранитель Гешка, наполняя
– Где покупал? – строго спросил Ник, недоверчиво косясь на стандартную водочную бутылку.
– Как вы и просили, в придорожном ларьке. Не сомневайтесь, настоящая «палёнка»…
Ник резко выдохнул, медленно, глоток за глотком, вздрагивая от отвращения, «затолкал» в организм противную жидкость, после чего старательно занюхал рукавом старенького ватника. Окончательно отдышавшись, громко похрустел солёным огурцом, несколько раз жадно затянулся беломориной и объявил:
– Всё, пора!
Он достал из багажника квадратный щит, сколоченный из грубых досок, подошёл к берегу, и, сильно размахнувшись, зашвырнул щит на почерневший лёд.
– Вы там поострожнее, шеф! – посоветовал добросердечный Гешка.
Ник высоко закатал отвороты болотных сапог, прошагал по воде к кромке льда, поправил щит и лёг на него животом.
Отталкиваясь ото льда руками, он медленно заскользил вперёд. Надо льдом тоже была вода, сантиметра два-три, поэтому со стороны живота ватник тут же промок насквозь.
Можно, конечно, было и гидрокостюм надеть, но это уже совсем не то. То бишь, не по-честному.
Лёд заметно прогибался под тяжестью его тела, обещая незабываемое знакомство с холодной озёрной пучиной.
«Ничего страшного», – успокаивал сам себя Ник. – «Ерунда, здесь просто очень мелко. Вода прогрелась, вот, лёд и стал таким пористым. Дальше глубина начинается. Там лёд уже настоящий, прочный…».
Метров через сто тридцать он остановился, вытащил из кожаных ножен, закреплённых на поясе, верный охотничий нож и ловко прорезал во льду квадратное отверстие. Толщина весеннего льда не превышала четырёх-пяти сантиметров, он резался как свежий мармелад.
Ник достал из правого кармана ватника крохотную зимнюю удочку, а из левого – коробку с мотылём. Насадил на крючок мормышки несколько жирных личинок, опустил снасть в квадратную лунку.
Мормышка легла на дно, Ник слегка подмотал катушку, укорачивая леску. Немного поиграл мормышкой, кончик кивка мелко-мелко задрожал и опустился вниз. Ник умело подсёк и через несколько секунд вытащил из лунки трехсотграммового подлещика.
– Отличная рыбина, – он снял добычу с крючка и отправил в полиэтиленовый пакет, заранее прикрепленный к широкому кожаному ремню, подпоясывающему ватник. – Есть – задел…
Часа через два с половиной окончательно затекла поясница, замёршие пальцы уже не гнулись, отказываясь насаживать ярко-рубинового мотыля на крючок.
В пакете было уже килограмм шесть разной рыбы: подлещики, несколько двухсотграммовых окуней, плотвичка, один небольшой налим.
«Пора закругляться», – решил Ник.
Он, запихав удочку в карман ватника, развернулся на щите на сто восемьдесят градусов, надел на руки брезентовые рукавицы и, сильно отталкиваясь ото льда, направился к берегу.