Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста
Шрифт:
Ты отдавал предпочтение пожилым, осмотрительным, семейным – они калечили кэбы. Они врезались на полном ходу в фонарные столбы, в автобусы; они превращали в груды металлолома дорогие «вольво» и «кадиллаки»… И всегда, непременно, что бы ни произошло, клялись и божились, что виноват во всем какой-то другой – «мазерфакер». [61]
Лишь со временем откроется тебе, что они – все одинаковы. Ты даешь им возможность трудиться и содержать свои семьи, но разве они это ценят?! Шоферня – это отбросы общества, выродки, мразь! Пожалеешь, уступишь – оставят
61
Грязное ругательство.
Был «мертвый» день? Но разве в хорошие дни я повышаю арендную плату?
Полицейский нарушил закон? Подай на него в суд…
Ребенок? У меня тоже есть дети!..
Хочешь работать – плати и работай. Не заплатишь – долг будет удержан из депозита, и катись на все четыре стороны!.. Дневная или вечерняя?.. Уже договорились!.. Да, мне нужен водитель с сегодняшнего дня!..
Эпилог
– Поднимите правую руку! – сказал судья Ванг. – Поклянитесь, что будете говорить правду. Только правду. Ничего, кроме правды.
Я поклялся, и тогда мне был задан вопрос, на который обязан ответить каждый, кто заявил ходатайство о получении американского гражданства:
– Вы ЛЮБИТЕ АМЕРИКУ? – спросил судья.
– Да, – соврал я: – Люблю…
Дожидаясь, когда ее вызовут в кабинет иммиграционного судьи, – рассказывала потом жена, – она больше всего боялась, что перепутает, кто кого приводит к присяге: Спикер Палаты – Государственного Секретаря или наоборот… Но судья Ванг не стал терзать мою жену каверзными вопросами. На собеседовании с нею судья в основном говорил сам:
– Ты русская, – сказал моей жене судья Ванг, – а потому не старайся быть американкой в большей степени, чем женщины, которые в этой стране родились… Почаще готовь русские блюда, старайся соблюдать русские обычаи и праздники, покупай для сына русские пластинки и русские книги – американскими он обзаведется сам…
Я слушал слова судьи Ванга, обращенные к моей жене, и думал о том, что смысл их относится и ко мне… Разве я не старался быть американцем в большей степени, чем любой из моих американских начальников на радиостанции? И разве в конечном итоге я не добился того, что моя работа на «Радио Свобода», о которой я когда-то мечтал, – стала моим позором?..
Пять прожитых в Америке лет, пусть немногое, но все-таки кое-что изменили в моем образе мышления, и теперь я смутно догадывался, что, претендуя на некую миссию: ГОВОРИТЬ СОВЕТСКИМ ЛЮДЯМ ПРАВДУ! – сам-то я оставался, пожалуй, «советским человеком», только – навыворот, с обратным знаком…
Каждый прожитый в Америке день делал меня чуть-чуть более похожим на людей, окружавших меня, и я постепенно начинал сознавать, что говорить правду советским людям нужно было и там; а теперь, в Нью-Йорке, жить духовной жизнью России, которую я по собственному желанию покинул, – это поза; и не надо пытаться подчинить (или посвятить) свою жизнь какой-то
Я уже побывал по меньшей мере у десятка таксистских брокеров и на площади Колумба, и на Десятой авеню, и уже сторговал у Джерри старенький кэб и восстановил былое знакомство с Джозефом-Иоськой, но решил все же не подписывать контракт на аренду медальона, пока не наведаюсь еще раз – в рыбный магазин…
Звенели на тарелках весов смерзшиеся серые комья; черный продавец-подросток вдохновенно обвешивал, обсчитывал и развлекал толпу.
Заметив меня среди покупателей, Миша не выразил особой радости.
– Ты очень долго думал, – сказал Миша через прилавок. На место, которое некогда предлагалось мне, был взят другой человек…
Но ведь я пришел к Мише вовсе не за тем, чтобы получить работу в его лавке. Я хотел предложить богатому рыбнику – бизнес! Мы с ним на пару купим корпорацию: два такси – одно для него, а второе для меня. На своем кэбе я буду работать сам, а Мишин сдадим в аренду. Я буду следить за этой, второй машиной, как за своей, буду нанимать шоферов. Через пять лет банковские займы будут погашены, и Миша, не ударив палец о палец, утроит вложенный капитал: станет владельцем полностью выплаченного медальона… Чем плохой бизнес?
– А кто говорит, что плохой?! – откликнулся Миша и поинтересовался, сколько денег нужно вложить, чтобы купить два медальона…
– Тридцать шесть тысяч, – назвал я самую низкую цифру брокера из Южного Бронкса.
– Гит! – кивнул Миша и поинтересовался еще одной подробностью: какую часть этих денег должен дать он и какую даю я…
К неприятному этому вопросу я был, разумеется, вполне готов. Моя доля вложений составит ровно пятьдесят процентов, но – в виде восемнадцати чеков по тысяче долларов каждый, которые Миша будет ежемесячно депонировать на свой счет… Ничего больше добавить я не мог; черед говорить был Мишин, и он сказал:
– Если я даю деньги, а ты – чеки без покрытия, то, Володя, это – не называется бизнесом…
Я молчал; глупо было ожидать иного ответа – от лавочника.
– Будет лучше, по-моему, купить вместо двух такси одно, – уже откровенно куражился надо мной торгаш: – Как ты считаешь?
– Тебе виднее, – сказал я, – Покупай одно…
– Володя, ты не хочешь понять, о чем я с тобой говорю, – не унимался Миша. – Меня лично такси не интересует. Как ты смотришь на то, чтобы мы купили один медальон – для тебя?..
Только теперь я смекнул, куда он гнет:
– Какие же ты возьмешь с меня проценты?
Самодовольное лицо помрачнело:
– А зачем мне твои проценты?..
– Какая же тебе выгода одалживать мне деньги?
– Выгода? – обиделся этот торгаш. – Очень большая! Если мне хорошо, так я хочу, чтоб и тебе было хорошо – вот моя выгода…
Чего угодно я ожидал – и грубого отказа, и ростовщической ловушки, и только не оставил за лавочником права на поступок, которого мне самому покамест не довелось совершить… И потому, скомкав слова благодарности, которых Миша действительно ждал от меня, я стал распространяться о гарантиях-о заверенном у нотариуса по всем правилам долговом обязательстве, в котором черным по белому…