Желтые перчатки
Шрифт:
Сказав это, Валентина вспомнила, как прошла ее собственная ночь, когда она так и не смогла заставить себя лечь в постель с Сашей. Вернее, они уже были в постели, но она так и не расслабилась, расплакалась, устроила маленькую истерику и Саше пришлось уехать. Валентина была уверена, что больше уже никогда не увидит его. Он же сам сказал, что такие вещи мужчины не прощают… «Ну да бог с ним…» Разве могла она предположить, что своим отказом разожгла в Саше еще большую страсть, которая толкнула его на очень странный поступок: он сделал несколько снимков спящей
– Скажи, тебе действительно необходимо, чтобы она называла меня Мишей Альтшулером?
– По возможности как можно дольше…
– Тогда говори поконкретней, что тебе от нее нужно? Мне кажется, что я ей понравился… Кроме того, я считаю, то, что ты задумала, может принести пользу абсолютно всем, включая даже меня…
– Совершенно верно. Ведь и ты тоже можешь вложить деньги в мою коллекцию… Мы уже с тобой говорили, кажется, об этом?
Костров смотрел на Валентину, и ему вдруг показалось, что с тех пор, как они были женихом и невестой, прошла целая вечность: как же она изменилась! Вспомнив историю с Невским, ему стало жаль Валентину. А что ей оставалось делать, как не заняться карьерой? Наверно, нелегко было ей пережить такой удар… Он представил себе, какие чувства она должна была испытывать, дожидаясь Невского в подъезде… Три часа! Бедняжка…
– Валя, а что Невский?… – спросил он осторожно, боясь причинить ей боль. Хотя и знал, что все равно причинит.
– Невский? – Он заметил, как Валентина вздрогнула, и подумал тотчас о том, как же была она права, когда сбежала с их свадьбы: она ведь до сих пор любит Невского! – Я слышала, что у него скоро будет ребенок… Ты не поверишь, Сережа, но я сейчас шью платье для его жены… Такое широкое, синее платье, под которым в животе уже очень скоро будет расти и дышать маленький Невский. Это ужасно…
– Ты знакома с его женой? А она-то знает, что ты?…
– Нет, что ты… Она ничего не знает, больше того, она же мне и рассказала историю о том, как муж хотел бросить ее, уйти из семьи, но когда узнал, что у них будет ребенок, остался… Теперь хотя бы стало понятно, почему он в тот день не спустился ко мне…
Она снова была готова расплакаться.
– Ты прости меня, что я напомнил обо всем этом… Просто мне хочется тебе помочь. Я бы не стал этого делать, если бы знал, что ты снова с Невским… Это же понятно?
– Понятно… Если ты действительно хочешь помочь мне, то замолви всего одно словечко Ирме, у ее мужа много денег…
– А ты уверена, что не сможешь сама заинтересовать ее этим делом?
– Уверена. Меня она не послушает. – Валентина вдруг посмотрела на часы: Сергей поймал ее взгляд и задал немой вопрос.
– Понимаешь, у меня на одиннадцать назначена встреча.
– Где, здесь?
– Да… Я же не сижу без дела… Ко мне должен приехать Пасечник…
– Это еще кто? Ты что, решила заняться медом?
– Нет, Пасечник – это фамилия одного очень влиятельного человека, без помощи которого в Москве, во всяком случае, не обходится ни один модельер… Илья Пасечник занимается
– Но как тебе удалось встретиться с Пасечником?
– Я разыскала его в одном ночном клубе и показала фотографии своих моделей…
– Что я могу сказать, Валя, я и вправду тебя не знал…
– Да ладно, чего уж там… Я и сама-то себя не знала. Ты видел во мне тихую такую домашнюю кошечку… Мне жаль, если я тебя разочаровала…
– Ты меня не разочаровала… Ты по-прежнему вызываешь во мне самые лучшие чувства…
– Не надо, Сережа, прибереги их лучше для Ирмы… По-моему, это как раз то, что тебе нужно…
– У нее есть муж, причем богатый, а это всегда опасно…
– Тоже верно…
Раздался звонок, и Валентина буквально подскочила с кресла.
– Это, наверно, они… Сережа, пожалуйста, не уходи, я так нервничаю…
И она кинулась открывать дверь.
Первым в комнату вошел высокий худющий парень в зеленом костюме, который висел на нем как на вешалке. Костров еще ни разу не встречал такого дистрофика. Впалые щеки, острый нос, голубые, слегка навыкате, глаза, копна спутанных прямых белых волос, длинные белые пальцы, играющие розовыми четками. «Пижон». Второй мужчина был полной противоположностью – кудрявый толстяк с улыбающимся красным лицом и веселыми карими глазами. Первый был Пасечник, второй – Фабиан.
– Валентина, нас напоили с самого утра… Вернее, мы выпили вчера вечером, а утром хорошенько разбавили шампанским… – говорил Илья Пасечник, оглядывая комнату и явно не зная, куда бы устроить свое складывающееся, наверно, как пластиковый метр, тело. Наконец он увидел кресло и сел, упершись локтями в собственные острые высокие колени.
Фабиан, вежливо поздоровавшись за руку с Костровым, которого почему-то проигнорировал Пасечник, сел прямо на журнальный столик и сказал на чистом русском:
– Валентина, мы смотрим.
И она прикатила из соседней комнаты тяжелый металлический кронштейн с висевшими на нем моделями.
– А где девушки? – подал голос Пасечник. – Кто будет показывать?
Валентина густо покраснела.
– Если хотите, то я покажу вам их сама… – И она снова «уехала» с кронштейном в спальню. Вышла оттуда буквально через две минуты – она понимала, как дорого каждое мгновение, и потому действовала с молниеносной скоростью.
Красное платье из мягкого, но плотного кружева, казалось, срослось с телом, настолько идеально оно его облегало, подчеркивая каждый изгиб и заставляя смотреть не столько на него, сколько на демонстрирующую его девушку. Валентина даже успела заколоть повыше волосы, чтобы таким образом подчеркнуть длинную шею, спину и глубокий вырез сзади, доходящий почти до талии…