Желтый дом. Том 2

Зиновьев Александр Александрович

— Я вас не утруждал своими фронтовыми и тюремными воспоминаниями, хотя следовало бы.

— Хватит ссориться из-за пустяков, — говорит Инженер. — Мне сейчас думается другое. Я вот сейчас отчетливо вижу свой обычный маршрут от дома до метро. Двор, конечно, перерыт и замусорен. На улице сразу же забор. Стройка. Уже четвертый год что-то строят. Плиты свалены. Краны стоят без движения. Потом — кафе. Около него уже валяется один бухарик. Другой тщательно готовится упасть рядышком. Потом новые корпуса какого-то института. Оттуда вываливается группа высоченных негров. Вот подземный переход через улицу. Но народ бежит поверху. Дружинники свистят, но толку никакого. Магазин «Мосодежда». Выстроилась очередь человек пятьсот. Какая-то старушенция спрашивает, что дают. Другая старушенция (из очереди) отвечает, что дают «финские джины». Старушка спрашивает у меня, что такое «джины». Я говорю, что это — волшебники

на Востоке. Толстая баба в очереди накидывайся на меня и обзывает хулиганом. Оказывается, джины — это штаны. И все-таки жизнь идет. Дома каким-то чудом вырастают. И вообще, что-то созидается. На солнцепеке кошки бездомные греются. Воробьи прыгают. Девчонки бегут, хохочут. Прошла группа парней в нейлоновых куртках, в широченных клешах, с длинными волосами. Конечно, мат. О Боже! Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

— Вам повезло, — говорит Универсал. — Вы в центре живете, очевидно. А у нас дом от дома не отличишь. А вечером лучше в одиночку не ходить. Разденут, изобьют, изнасилуют. А в нетрезвом виде шею сломать можно.

— А кем вы были на фронте? — спрашивает МНС у Старика.

— Начал лейтенантом, кончил капитаном. Командовал эскадрильей в штурмовой авиации.

— Брешет, — говорит Студент.

— Заткнись, сопля! — говорит Универсал. — А то выкину в форточку! Дуй дальше, папаша! У тебя небось «железок» полно. А потом?

— Потом летная академия. Потом десять лет.

— За что?

— За дело.

Мысли МНС о здравом смысле и логике

Все разбрелись кто куда. В палате остался один МНС — работать над рукописью Твари. Часа через два вернулся Старик. Странно устроена человеческая натура, говорит он. Ехал сюда как в иной Светлый Мир. Прошли сутки, и все. Теперь уж Москва кажется далеким раем. Чем занимаемся? Для одной стервы книжку улучшаю, сказал МНС. В данный момент пытаюсь несколько сгладить традиционные марксистские нападки на «здравый смысл» и формальную логику. А есть ли хоть что-нибудь здравое в этих нападках на «здравый смысл»? — спросил Старик. Мало, ответил МНС. И произнес по сему поводу следующую речь, которую Старик выслушал с большим вниманием.

«Здравый смысл», столь блистательно разгромленный в свое время классиками марксизма и всячески третируемый их последователями, на самом деле есть признание очевидного плюс правила логики. К последним классики марксизма относились особенно плохо, считая их чем-то в высшей степени низким, допустимым лишь в области «домашнего обихода». Они почему-то совершенно не заметили того, что в эту область «домашнего обихода» попала вся математика. Не думаю, что это от элементарной безграмотности. Тут кое-что есть и от гипертрофированной претензии. Маркс пытался, что мало кому известно, построить «высшую» математику на основе диалектики. Но из этого вышел такой чудовищный бред, что сами ортодоксальные марксисты этот факт тщательно скрывают. Что касается Энгельса и Ленина то они в своем познании математики поднялись до плюса и минуса, отношение которых они рассматривали по аналогии с отношением буржуазии и пролетариата, и остановились в мистическом изумлении перед квадратным корнем из минус единицы. Сталин был, конечно, умнее их всех. И на эту тему он помалкивал вообще.

Законы логики всегда были неразрешимой загадкой для людей. Действительно, в чем заключается неотвратимая их сила? Каких только объяснений тут не давали! Марксизм, само собой разумеется, впервые в истории человечества дал единственно правильное «решение» этой проблемы: законы логики обладают такой неотвратимой силой потому, утверждает марксизм, что они суть отражения самых простых (элементарных) законов вещей. Что, казалось бы, может быть гениальнее и, само собой, проще?! А между тем это — чудовищная нелепость. Возьмите одно из самых известных правил логики — правила силлогизма, и попробуйте без насилий над языком и с полной честностью перед самим собой отыскать лежащие в их основе законы природы. И потом, если это все-таки так (то есть отражают), то почему бы не сформулировать сами эти законы природы, как таковые? Зачем придавать им вид «законов мысли»? На самом же деле законы логики суть определения свойств особого рода языковых выражений и следствия из таких определений. Это — правила оперирования языком, абсолютно ничего не отражающие. И сила законов логики есть лишь сила неявных или явных соглашений и решений самих людей относительно правил употребления языковых выражений. И лишь постольку, поскольку каждому индивиду эти правила навязываются как нечто не зависящее от его воли, они представляются ему в виде законов природы или некоего абсолютного (или божественного) духа.

Вот возьмите, например, такое простое умозаключение:

«Все люди смертны. Генсек — человек. Следовательно, он тоже, к счастью, смертен». Оговариваюсь, Генсек есть человек не в том смысле, в каком мы употребляем выражение «Будь же человеком!», а в чисто биологическом смысле. И смертность я имею в виду биологическую, ибо в ином смысле, как известно, все Они бессмертны. Но это — между прочим. Важна форма умозаключения: «все А суть В. С есть А. Значит, С есть B». Откуда взялось это правило логики? Из отражения бытия? Чушь! Поставьте простой вопрос: а что означает слово «все»? И попробуй-те объяснить смысл этого слова себе. И сразу станет ясно, что приведенное правило есть лишь часть определения этого слова: «все» означает, что если все А суть В, то и каждый А есть В. А что значит «каждый»? Лишь другая запись «все». Как ни крутись, придем к некоторым правилам логики, в том числе — к приведенному выше: если все А суть В и С есть А, то С есть В. И так — с любым правилом логики. Понятно?

Понятно, пробурчал Старик, но неприятно. Странные мы все-таки существа. Я много раз замечал, что люди предпочитают заблуждения истине вполне добровольно и сознательно.

Письмо к Ней

А здесь — идиллия.

Живи и не тужи.

В одряблый мускул

возвращаются силенки.

Зовутся мальчиками

зрелые мужи,

И бабы старые

тут кличутся «девчонки».

Струится по камням

сонливая река.

Колышет ветерок

еловые верхушки.

Не верится,

что где-то есть ЦеКа,

Есть КаГэБэ,

есть тюрьмы, есть психушки.

О счастье

Наши великие писатели умели говорить глупости и пошлости, ворчит Старик по поводу замечания Дамочки насчет того, что «человек рождается для счастья, как птица для полета». Счастье — вещь весьма относительная. Хотите, я вам расскажу, какой момент в моей жизни был для меня самым счастливым? В армии во время занятий строевой подготовкой или маршей нам устраивали перерывы, чтобы справить естественную нужду. Как только раздавалась команда «Разойдись! Оправиться!», мы затевали игру. Кто-нибудь из нас привлекал «огонь на себя», то есть командовал: «Рота моя, мочись на меня!» И мы все кидались за ним, стараясь помочиться на него. Разумеется он увертывался, и мы больше попадали друг в друга. Весело бывало необычайно. Однажды мне удалось таким образом помочиться прямо на новую фуражку одного отличника боевой и политической подготовки. Мало сказать, что я был счастлив. Счастье гудело и ликовало во мне. Этот миг я не забуду до самой смерти. После этого я стал знаменит на весь гарнизон. Об этом событии разговоров было больше, чем о победах и поражениях на фронтах. А вы говорите — счастье! Так что, я для этого и был рожден — помочиться на голову лучшего солдата роты?!

Из книги Твари

Строительство коммунизма — не стихийный, а целенаправленный и организованный процесс деятельности широчайших масс трудящихся, который происходит под руководством марксистско-ленинской партии. Ей предстоит верно определить начало этапа развернутого строительства коммунизма. Всякое забегание вперед, торопливость могут только затруднить и замедлить движение к коммунизму в условиях, когда не созрели объективные и субъективные предпосылки для такого ускорения, когда принимаемые решения не основываются на научном анализе тенденций развития, практики и опыта масс.

Вместе с тем партия не может и запаздывать с выдвижением задач коммунистического строительства, если для них Уже созрели предпосылки.

В политическом курсе партии находят свое концентрированное выражение объективные закономерности перехода от социализма к коммунизму и сознательное стремление трудящихся построить коммунизм.

Сталин

 Петербург. Роскошная гостиная. Жандармский полковник разглядывает себя в зеркало. Входит красивая молодая женщина, говорит тихо, что «этот человек пришел». Полковник просит даму, вероятно — хозяйку особняка, провести «этого человека» сюда. Входит Сталин. Он с усами и бородой, одет под рабочего. Но держится с достоинством.