Желудь
Шрифт:
— Что ты брешешь?! Что брешешь?!
— Уймись! — рявкнул Борята, а потом, обращаясь к толпе, добавил: — Ежели так мы жизнь нашему железному ведуну продлим, то, мыслю, дело доброе. А то, что девка-язва, не беда. Взять хворостинку, да подлечить. Велика сложность, что ли? Али еще как. Да может, просто дурит от того, что застоялась в стойле.
Златка от этих скривилась и хотела уже высказать свое фи, но замерла, уставившись на отца. Тот из последних сил погрозил ей окровавленным кулаком, да так и умер…
Часть 3
167, января, 27–28
— Маруся от счастья слезы льет… — напевал себе под нос Неждан фрагменты песни. Он оценил привычку седого, который любил так делать во время монотонной работы. И теперь сам, махая молотком, мурлыкал всякое: — … кап-кап-кап из ясных глаз… Вот дерьмо! — воскликнул он, резко повысив голос.
— Что? — спросил Вернидуб, который возился рядом — работая на мехах. Они работали сразу с несколькими изделиями, чтобы уголь попусту не сгорал и простоя меньше. Пока одну ковали, остальные разогревались.
— Да поковка лопнула.
— Сильно?
— Да. Такую не заварить[1]. Вон гляди, — показал он Вернидубу, подняв ее клещами. — Думаю, лучше порубить на куски и в тигле расплавить заново.
— Отчего же лопается? — нахмурился седой. — Которая уже? Вроде же ты тянешь не сильно и по холодному почти не работаешь.
— Железо плохое из-за примесей. — тяжело вздохнув, ответил он. — Фосфора, наверное, много или серы.
— Неужто теперь выкидывать?
— Зачем? — удивился он. — Из такого вполне можно кромки лезвий делать. На те же топоры. Он же твердый, но хрупкий. Самое то. А чего ты про фосфор-то ничего не спросил и про серу?
— У меня голова и так уже пухнет, — грустно улыбнулся Вернидуб. — Мне оно пока без надобности. Суть бы ухватить.
— Тоже верно. — согласился парень.
И тут Мухтар зарычал. Негромко, но отчетливо, сделав стойку на опушку. Оба ведуна резко туда повернулись и помрачнели.
— Гости… — процедил Вернидуб.
— Вот сейчас нам только их не хватало… — согласился с ним Неждан.
Впрочем, довольно скоро их недовольство сменилось вполне благоприятным отношением. Знакомцы-то старыми оказали, да еще и со шкурами. Вон — на волокуше целый их ворох притащили.
— Ого! — удивился парень, глядючи на это богатство. — Вы всем миром, что ли, на охоту вышли?
— А отчего не выйти? — усмехнулся старший. — Несколько болтунов в реке по осени утонуло. Да еще троих волки задрали. Остальные же сговорились помалкивать, чтобы не навлечь гнев богов.
— Вот это дело! — покивал Неждан уважительно. —
— Так и у вас, как сказывают, тоже диво дивное приключилось. Гостята-то помер. Али не слышали?
— Гостята?! — удивились и Неждан, и Вернидуб. — А чего такое с ним приключилось? Неужто косточкой подавился?
— Можно и так сказать, — расплылся в улыбке визави. — Пузо ему вспороли. Копьем. Как раз с костяным наконечником. Так что, почитай, косточкой и подавился. Токмо не с той, а с этой стороны.
— О как! — ахнул Неждан. — А кто это сделал? Как это вообще допустили? Все же один из старейшин. Да еще с такими связями!
— Это Борята сделал? — упреждая ответ, уточнил Вернидуб.
— Он самый, — кивнул старший из балтов. — Сказывают, что они долго ругались, а потом Борята не выдержал и вызвал Гостяту на небесный суд. Сразу, как тот стал грозить карами и привлечением родичей из роксоланов. Ну ты знаешь его. Он, как с хмелем переберет, всегда такое болтает.
— Знаю. — очень выразительно произнес седой. — То еще говно. Трогай — не трогай, все одно воняет.
— А то! К слову, с братиком его, что второго колена, тоже беда приключилась.
— Это который у него на подхвате был? Ростила?
— Он самый. Утонул бедняга. С женой. В прорубе. Болтают, будто она туда упала, он же полез ее спасать. А детей у них еще добре не уродилось. Молодые совсем.
— Да… в какие интересные лета мы живем, — покачал головой Вернидуб.
— Отчего бабушка умерла? От грибочков? А чего синяя такая? Есть не хотела? — с совершенно серьезным лицом произнес Неждан. А потом, видя, что его не поняли, дополнил. — Это я Ростилу. Сам в прорубь полез, али запихивать пришлось?
— Кто же туда сам полезет? — фыркнул младший из балтов, до которого шутка, наконец, дошла.
— Перун все видит, — подняв глаза к небу, произнес старший из балтов. — Долго терпит, но ежели уже запряжет свою колесницу — пощады не жди.
Все заулыбались.
Казалось бы, смерти. Много смертей. А радость известия о них вызывали немалую. По сути, выбивалось агентурная сеть роксоланов и их агенты влияния. Местные-то точно знали, кто с этими степными ребятами работал. Вот и отрефлексировали, сопоставив слова Неждана, расходящиеся по всей округи как эхо, с тем, что сами знали.
Разговор как-то замялся.
Гости явно мялись и переглядывались.
— Да скажи ты ему уже, — с трудом сдерживая улыбку, сказал младший из балтов.
— Что сказать? — напрягся Неждан.
— Златку тебе в жены порешили отдать.
— ЧЕГО?! — ошалел парень от такого поворота.
Гости и Вернидуб от его реакции рассмеялись.
— Чего вы ржете?! — разозлился Неждан. — Какая еще Златка?!
— Дочка это Гостяты, — с трудом прекратив смех, произнес Вернидуб.
— Сказывают, — добавил старший из балтов, — что отдадут ее Неждану со вдовой и всем, чем Гостята владел.