Желябов

Воронский Александр Константинович

Окладский, участник предприятия, сделавшийся потом долголетним предателем, в своей "Автобиографии", представленной им уже советскому суду, сообщает такие подробности о покушении:

–  Перед самым началом работы на насыпи, к нашему несчастью, пошли сильные дожди-ливни, и с окрестных высот вода вся устремилась в овраг… стремительно несшаяся вода несла с собой разный древесный мусор, который засорял проходную трубу, что уже было опасно для насыпи, так как вода, не имея выхода, поднималась выше и выше и своим напором пропитывала насыпь и разжижала ее грунт…

… Каждую ночь железнодорожная охрана раза четыре или пять с фонарями спускалась по насыпи к трубе и осматривала ее. Пришлось работать в промежутках между осмотрами, которые мы хорошо изучили по часам,

Желябов выговорил себе право собственными руками просверлить насыпь, заложить мины и впоследствии соединить провода для взрыва поезда. Поэтому я и Тихонов только охраняли его во время работы на некотором расстоянии… Самым опасным делом была переноска снаряженной мины со вставленными

запалами, а также опускание ее на место… Приходилось несколько раз отвозить мину обратно в город на квартиру, за всю ночь не удавалось выбрать удобного момента для опускания: то проводили поезда, то сторож осматривал путь, то, наконец, приходила охрана… Наконец, Желябову удалось заложить первую мину… Желябов ночью почти ничего не видел, он страдал известной болезнью глаз, которая в народе зовется куриной слепотой, и Тихонов его всегда водил на работу и обратно за руку.

При закладке второй мины едва не произошло не счастье. В то время, когда Желябов стал опускать мину, показался сторож… Пришлось (выхватить мину, опуститься пониже на насыпь и залечь на земле…

… Ночи были очень темны, с сильным ветром и дождями и мы, к своему удивлению, начали блудить, заблудились, попадая в разные ямы и мелкие овраги… Желябов с Тихоновым несколько раз не находили дороги и приходили на квартиру страшно измученные.

… В довершение всего нам стало казаться, что за нами следят и хотят нас схватить на месте преступления и;как бы окружают нас, заходя со стороны насыпи. Мы положительно галлюцинировали; смотришь и видишь: действительно, кто-то стоит и смотрит, а когда подползешь по земле поближе, то увидишь, что это стоит безобидный столб с подпоркой. В одну такую ночь, когда лил сильный дождь с ветром, мне казалось, что какая-то массивная фигура надвигается медленно на меня. Я пополз навстречу и в нескольких шагах прицелился из револьвера, чтобы выстрелить, но в последний момент тихо окликнул; оказалось, что это Желябов, который как-то отошел от Тихонова, заблудился и медленно двигался со стороны насыпи…

… В особенности я стал бояться за Желябова после того, как в одну бурную ночь мы не пошли на работу… В течение ночи я несколько раз просыпался от его крика, когда он вскакивал с кровати, ползал по полу и кричал: "прячь провода!", "прячь провода!".1

1 Это сообщение Складского на пролетарском суде экспертами оспаривалось

Может быть, физические страдания тоже подействовали на нервную систему Желябова, так как он положительно дрожал и коченел от холода, лежа в грязи, мокрый до костей во время работы. Как мы его ни уговаривали не ходить с нами на работу, доказывали, что обойдемся без него… уговорить Желябова было невозможно…

В день проезда 18 ноября 1879 г. Желябов, Тихонов и я выехали в телеге, запряженной двумя лошадьми, (а "Баска" еще раньше уехала из Александровска). Желябов чувствовал себя бодрым, хотя имел вид человека измученного, как бы перенесшего тяжкую болезнь… Мы подъехали к оврагу. Я вынул провода из земли, из-под камня, сделал соединение, включил батарею и, когда царский поезд показался в отдалении, привел в действие спираль Румкорфа и сказал Желябову: "Жарь!". Он сомкнул провода, но взрыва не последовало, хотя спираль Румкорфа продолжала работать исправно…

Желябов был в особенно угнетенном состоянии духами сказал, что в тот же день уезжает в Харьков… Я начал его просить остаться для того, чтобы выяснить причину, почему не произошло взрыва.

–  Здесь взрыв не удался, так удастся в другом месте, - ответил Желябов… 1

1 См. "Суд идет", 1924 г. № 8-10. Автобиография Ивана Окладского.

Сам Андрей Иванович на процессе первомартовцев о покушении под Александровском рассказывал:

–  В Харькове были сделаны кой-какие подготовительные работы, но предприятие было решено не так, как показывает Гольденберг, а Исполнительным комитетом 26 августа в Петербурге. Для этого решены были железнодорожные предприятия от Симферополя на Харьков, от Харькова на север к Петербургу и,на юго-западных железных дорогах; выбор места и все остальные планы не могли быть решены 25 августа, но распределение лиц было сделано тогда же. Я - южанин, хорошо знаю местные условия, и по некоторым еще другим соображениям, я хотел действовать на юге и просил, чтобы мне отвели место в южных предприятиях. В них я был участником. Так, в Александровском, когда оказалась невозможность нападения в Крыму, я отметил железнодорожный путь от Симферополя, наметил путь под Александровском и из Харькова, известил об этом Исполнительный комитет, спрашивая, могу ли я рассчитывать на средства и также на участие. Мне отвечали, что участники есть и что я могу, не стесняясь средствами, начинать. Для цели организовать предприятие я отправился в Харьков, где кроме меня находились Колодкевич и еще некоторые другие члены партии, о которых вы услышите на следующем суде. 1

1 Процесс 20-ти народовольцев.

Мы должны были обсудить предприятие коллегиально. Письмо мое в Петербург было выражением не только моих личных предположений, но также и их. Ответ Исполнительного комитета был обсужден нами также коллективно. Затем Исполнительный комитет ассигновал средства, назначил агентов, и я с ними вместе, также при содействии новых лиц, Исполнительному комитету неизвестных, " привлеченных на мой страх, таковы были Окладский

и Яков Тихонов, отправились устраивать покушение под Александровском. До этих пор я в Александровске никогда не был. По получении ответа от Исполнительного комитета, чтобы начинать, я приехал 1 октября в Александровск из Харькова. День был ярмарочный. В дознании есть показания свидетеля Сагайдака, который указывает обстоятельство моего приезда но, вероятно, он не вызывался в суд потому, что это сведение неинтересно, поэтому и я его не, касаюсь, а скажу только, что, явившись в город с предложением устроить кожевенный, либо мыловаренный завод, или макаронную фабрику, я делал это просто как предлог, в действительности же я приехал, чтобы зондировать почву. Из разговора с свидетелем я узнал, что кожевенный завод будет там уместен, и я на другой же день подал в управу заявление о желании устроить завод и просил об отводе под него земли на аренду… Об этом состоялось постановление городской думы. В промежуток этого времени я съездил в Харьков и вместе с остальными участниками, прибывшими туда, устроился в квартире Бовенка. Это было 7 октября. Я выехал оттуда 23 ноября и за все время вел подготовительные работы, и устройство кожевенного завода ничуть не прекращалось. Затем, обстоятельство закладки мины под Александровском фактически изложено совершенно верно в обвинительном акте и я также подтверждаю это… Может быть, для суда важно, чтобы я подтвердил, что утром 18 ноября я вместе с другими участниками выехал на повозке к мосту, где была заложена мина. Это громаднейший овраг, по отвесу 11 саж., по откосу больше; вот в этом месте было заложено два снаряда по такому расчету, чтобы они охватывали целый поезд. Нам известно было, сколько вагонов должно быть в царском поезде, и обе эти мины захватывали собою поезд определенного количества вагонов. Итак, утром, 18 ноября, получив ранее извещение от Преснякова о том, что царский поезд выедет такого-то числа, или правильнее сказать, не получив извещения, так как по предшествовавшему уговору, неполучение известия должно было означать, что изменений нет, т. е. что поезд выезжает в день, который был известен нам ранее, - это я указываю потому, что мне придется еще сказать, что Преснякова в Александровске не было; так вот, 18 ноября, судя по признакам, мы не сомневались, что поезд проследует в определенный час, и мы стояли на месте, и хотя внешние признак ч поезда заставляли сомневаться, чтобы это был поезд царский, тем не менее под поездом были сомкнуты батареи, согласно тому, как изложено в обвинительном акте. Я замкнул батареи, т. е. соединил токи, но взрыва не последовало. Оттуда мы отправились для кое-каких опытов, чтобы распознать причину невзрыва. Спустя некоторое время мы вынули проводники, а снаряды оставили под рельсами, так как наши техники давали ручательство, что по меньшей мере, в продолжение двух лет взрыва не последует. В то время начались уже заморозки, выпал снег, производить раскопку не было возможности, -снаряды же могли нам пригодиться вескою - по всему этому мы их и оставили. В обвинительном акте совершенно верно сказано, согласно показанию Бовенко, что раньше уехала моя хозяйка, затем другие участники, наконец, 23 ноября выехал и я из Александровска. Вот все мои отношения к Александровскому предприятию. Больше я ничего не имею сказать… 1

1 "Процесс 1-го марта", 1906 г.

Почему не произошло взрыва? Динамит был домашнего приготовления. Его приготовили в динамитной мастерской "Народной Воли". Мастерскую по производству динамита Исполнительный комитет поручил организовать Степану Ширяеву. Ему же, кажется, первому пришла в голову мысль пустить в дело против царя динамит. Ширяев занялся изучением динамита и потом приступил к его изготовлению, сняв для этого квартиру в Петербурге, в Басковом переулке. Хозяевами динамитной мастерской являлись Исаев и Якимова-Баска. Здесь также работали Лубкин, Иохельсон, Гартман. За июль, август и сентябрь 1879 г. было изготовлено кустарным способом 96 кг. Этим динамитом народовольцы и воспользовались при покушении на царя под Александровском, под Одессой и под Москвой. По отзывам экспертов, производивших анализ взрывчатых веществ, взятых у Гольденберга, динамит отличался высокими качествами и принадлежал к разряду очень "сильных динамитов", будучи приготовлен "умелыми и способными руками, знающими дело и понимающими людьми"1.

1 Р. Кантор-Динамит "Народной Воли". "Каторга и ссылка", 1929 г. № 57-58.

Неудача произошла не от динамита. Это вполне подтвердил и взрыв 19 ноября под Москвой. Вера Николаевна Фигнер со слов Морозова рассказывает, что Исполнительный комитет назначил комиссию в составе Александра Михайлова, Морозова и Ширяева для выяснения причин неудачи. Желябову предложили показать, как он соединил электроды. Желябов соединил их неправильно. Рассказ этот возбуждает сомнения: соединение электродов не представляет трудностей.

На советском суде Иван Окладский утверждал: взрыва не произошло потому, что один из проводов оказался перебитым, видимо, лопатой. Возможно, что перебил провод случайно один из сторожей. Общественный обвинитель, Феликс Кон, сделал предположение, что проволоку перебил сам Окладский, испугавшись последствий взрыва.

Супруги Бовенко на царском суде в рабочем Тетерке узнали человека, который под именем "Митрича" проживал у ярославского купца Черемисова. Тетерка показал, что он познакомился с Желябовым в 1879 г. в Киеве. Приглашенный им в Александровск, выполнял там разные столярные и хозяйственные работы.