Желябов
Шрифт:
В Москву должны были отправиться Гартман, Перовская, Александр Михайлов, Арончик, Исаев, Баранников, Морозов.
Андрею не по душе Москва. Он никогда в ней не был, никого там не знает. Он южанин, хорошо знаком с условиями юга, людьми. Желябов выпросил себе место в южных предприятиях. И Фроленко тянет на юг. Он уже уехал в Одессу вместе с Лебедевой, Колодкевичем, Фигнер, Саблиным, Кибальчичем, направленным туда же из Харькова Меркуловым.
Чем только не приходится заниматься революционеру! Никогда раньше Андрей не интересовался схемами железных дорог Российской империи, да
Долго не могли найти подходящего места, тихого, не «скомпрометированного» в прошлом революционной деятельностью народников. Остановились на Александровске. В-Петербург полетел запрос: можно ли рассчитывать на согласие Исполнительного комитета, какие будут выделены средства, помощь людьми?
Петербург ответил согласием — средствами Желябов не будет стеснен. Тогда окончательно решили — Александровск. Андрей пригласил участвовать в покушении Ивана Окладского и Якова Тихонова, с которым недавно познакомился. С Окладским был знаком давно, еще по рабочим кружкам Одессы. Из Петербурга приехала Якимова. Одесса, Александровск, Москва — все это пункты единого плана.
Исполнительный комитет не терял времени, не ждал, когда его ряды, как и ряды «Народной воли», пополнятся новыми людьми. Покушения начинали наличными силами. Их было немного, но каждый стоил многих.
К десяти основателям комитета — А. Михайлову, А. Желябову, А. Квятковскому, А. Баранникову, Н. Морозову, М. Оловенниковой-Ошаниной, Л. Тихомирову, М. Фроленко, С. Ширяеву, Н. Колодкевичу — примкнули новые люди, но старые революционеры.
Их не нужно было обучать революционной азбуке: Григорий Исаев и Арон Зунделевич, Софья Иванова и Татьяна Лебедева, Ольга Любатович, Екатерина Сергеева, Анна Якимова — многие из них участвовали в революционной пропаганде прошлых лет, некоторые побывали в народе, судились.
Но, конечно, руководящая роль в практических делах «Народной воли» оставалась за Михайловым, Квятковским, Желябовым.
Александр Дмитриевич так же, как и в «Земле и воле», наблюдал за безопасностью членов Исполнительного комитета, подбирал новых людей в «Народную волю», организовывал новые ячейки и группы, добывал средства.
Квятковский как бы координировал всю деятельность террористов, готовивших покушения, налаживал связи с рабочими кружками.
Недолгими были колебания Софьи Перовской, она выбрала не «Черный передел», а «Народную волю» и сделалась решительной централисткой, стражем дисциплины в рядах новой организации. Ее хватало и на пропаганду среди рабочих, студентов и на участие в покушениях. Не хватало у нее времени только на отдых.
Вошла в Исполнительный комитет и Вера Фигнер. Рассудительная, хладнокровная, умеющая убеждать и приказывать, быстро сходиться с людьми и располагать их к себе, она была незаменима как хозяйка конспиративных квартир, представитель Исполкома на местах, создатель периферийных кружков «Народной воли».
А рядом с ними немного флегматичный Николай Кибальчич. Он не был членом Исполнительного комитета, не был и агитатором, пропагандистом, хотя обладал большими знаниями в области социальных наук. Еще в тюрьме, куда он попал за агитацию и где после «процесса 193-х» отсиживал два месяца, Кибальчич приветствовал слухи о намерении революционеров взорвать
И теперь он занимался им усердно, заведовал динамитной лабораторией, направляя практическую работу своих помощников на изготовление взрывчатки и дешевых, безотказно действующих бомб.
Исполнительный комитет был готов к первому приступу, к первой попытке одним ударом внести в ряды противника замешательство и панику.
ОКТЯБРЬ 1879 — ФЕВРАЛЬ 1880
После второго звонка шум на перроне превратился в бестолковый гомон. Причитания, напутственные выкрики, плач — все слилось в сплошной гул. В Одессе не могли не кричать.
В сумятящейся толпе никто не обратил внимания на прилично одетого мужчину с небольшим, но, видимо, тяжелым чемоданом. У багажного вагона мужчина поставил ношу, вытер платком вспотевший лоб и обернулся к провожавшему его железнодорожному сторожу.
— Спасибо! Из Москвы буду телеграфировать. А вам, Семен, советую сегодня же покинуть свою сторожку.
Семен что-то буркнул в ответ, нехотя пожал протянутую руку и стал пробираться сквозь толпу к выходу.
Поезд медленно отошел от платформы.
На четырнадцатой версте в небольшом окошке сторожевой будки мелькнуло женское лицо, оголенная до локтя рука успела махнуть платком.
Тяжелый чемоданчик показался железнодорожному служителю подозрительным. В Елисаветграде жандармы предложили открыть чемодан. Господин отказался, сославшись на то, что это чужая вещь и у него нет ключей. Его обыскали, ключи нашлись. Вырвавшись, господин выхватил револьвер. Жандармы одолели быстро. В чемодане оказался динамит.
Полковник Добржинский был достаточно умным и опытным следователем. Конечно, можно сразу запугать арестованного, пригрозить ему пыткой, казнью. Но это крайние средства. Чего доброго, узник от ужаса все перепутает, начнет нести чушь. А потом полковник гуманен, он сторонник психологических методов. Пусть на это уйдет время, зато результаты!..
Первые беседы с арестованным принесли немного, хотя полковнику теперь известно его имя — Григорий Гольденберг.
В камеру к узнику подсадили шпиона. Григорий в одну из ночей выболтал все. Теперь у Добржинского есть факты. Гольденберга можно прижать к стене. Но тот продолжает отказываться. Гольденберга доставили в Петербург, призвали на помощь его мать.
Гольденберг сбит с толку, но у него уйма самомнения, и притом желание порисоваться. Ведь он все равно проговорился. А что, если убедить правительство, открыть ему глаза на истинные цели революционеров? Стать посредником между двумя лагерями?
Добржинский хорошо уловил настроение Гольденберга. Он, бесспорно, неврастеник, психопат, идеи, овладевшие им, становятся манией. Ну что же, тем лучше!
Полковник намекает: если арестованный будет откровенен, то… Какие возможности! Полковник ему завидует, потомки будут благословлять, современники встретят как героя!
И в России мир, тишина, благоденствие!..
Узник колебался, но недолго. Честолюбие, психическая неуравновешенность да плюс к тому и обида на тех, кто не дает ему первых ролей в революционной борьбе, пересиливают долг.