Жемчужная луна

Стоун Кэтрин

– Ох, мама, – прошептала Мейлин, глядя в изумрудное море. – Мы так похожи!

– Мэймэй, – радостно прошептала Джулиана, открывая дверь дома в Долине Счастья. Уже смеркалось, и в благоухающем воздухе повеяло прохладой. Джулиана распахнула дверь настежь, приглашая беглянку войти, и снова прошептала: – Мэймэй!

– Мама… я пришла просить у тебя прощения…

– Прощения у меня? – Джулиана растерялась: она-то думала, что Мейлин хорошо помнит все ее слова, но… – Мне нужно просить у тебя прощения, ведь это я лгала тебе. Разве ты забыла?

Когда ты уезжала из Гонконга, я сказала тебе, что надеюсь, что когда-нибудь ты поймешь меня и простишь.

– Я помню, но… ведь ты никогда не хотела мне плохого… а я была к тебе так жестока.

– Дорогая моя! – Джулиана прикоснулась к дочери, материнским ласковым жестом откинув прядь волос с любимых глаз. – Ты страдала всю жизнь и скрывала свою боль, чтобы не причинить боли мне, а когда ты узнала обо мне правду, решила, что тебя предали. Я хотела бы, чтобы ты поняла меня тогда, но что я могла сделать? Ты была тогда еще так юна… но так мужественна, моя милая Мэймэй. Ты никогда не была жестока, просто тебе было очень больно.

Джулиана раскрыла дочери объятия.

– Я люблю тебя, Мэймэй. Я так люблю тебя.

– Мама, я тоже люблю тебя!

И лишь через несколько минут у Мейлин хватило сил, чтобы слегка отстраниться и посмотреть в глаза матери.

– И теперь, – тихо сказала она, – теперь я понимаю тебя, я все поняла.

Джулиана увидела в глазах Мейлин надежду и печаль, но прежде чем она успела спросить дочь о человеке, которого она полюбила, раздался голос:

– Ты не все еще поняла.

Всю жизнь Мейлин Гуань мечтала услышать отцовский голос, полный любви к ней… на что он похож? И теперь она услышала его. Его обладатель стоял позади нее. Потом он снова заговорил: на чистом кантонском диалекте, отточенном двадцативосьмилетней практикой, он прошептал ее имя: «Дочь Великой Любви».

Мейлин хотела повернуться к нему, но не смогла: она словно окаменела. Казалось, она неспособна сделать шаг, чтобы закончить это путешествие к любви.

Но теперь она была не одинока на своем пути – с ней была Джулиана, она держала ее за руку, как когда-то, когда мать и дочь бродили по Гонконгу, полному воспоминаний о любви Джулианы.

Нежно подталкиваемая Джулианой, Мейлин повернулась к отцу и увидела его зеленые глаза, полные нежности.

– Все, что рассказала тебе о нас мать, – правда. – Голос Гарретта от волнения чуть охрип. – Мы сильно любили друг друга, и мы могли бы провести вместе всю жизнь… посвятив ее тебе… если бы это было возможно.

Гарретт шагнул к ней, и рука Мейлин автоматически потянулась навстречу.

Многие годы, бродя с матерью по Гонконгу, взявшись за руки, Мейлин чувствовала эту руку, оберегавшую ее. И вот теперь эта рука была в ее руке, а другой рукой Гарретт обнял ее и мать… и они образовали круг любви… семью.

Когда они дошли от дома в Долине Счастья до госпиталя, на небе уже высыпали звезды.

– Может быть, не нужно говорить Алисон, – сказала Мейлин, обращаясь к родителям, – вы можете сказать ей, что просто встретились и полюбили друг друга, и…

– Алисон уже знает, –

тихо ответил Гарретт. – Я сказал ей сегодня утром, и она хочет видеть тебя.

Эти слова Гарретта словно придали сил Мейлин, но все же когда они подошли к палате Алисон, ее сердце колотилось от дурных предчувствий. Гарретт, Джулиана и Джеймс вышли в соседнюю комнату, чтобы не мешать сестрам.

Мейлин встала в дверях, но не успела еще произнести и слова, как огненно-лунная головка Алисон повернулась к ней. Их взгляды встретились; в изумрудных и нефритовых глазах застыло одно и то же выражение надежды и неуверенности. Но уже через миг, словно вспомнив, что худшая, самая трудная часть пути уже позади, они улыбнулись.

Полгода назад, в аэропорту, Мейлин почувствовала, что ее словно магнитом тянет, несет к этой златовласке. И вот опять она заскользила к ней, только теперь казалось, что у некогда нелюбимой сестры у самой внутри есть золотой магнит, так как и Алисон тянулась к ней, простирая свои хрупкие бледные руки.

– Мейлин, – радостно прошептала Алисон, когда та подошла к ней.

– Лучше бы ты назвала меня Элли, Лев.

– Но ведь теперь ты снова дома?

– Почти, – Мейлин склонилась над сестрой и обняла ее, – вот теперь я полностью дома.

Объятия разжались, но они не разнимали рук, наконец-то закончив тот путь, в который отправились несколько недель назад по зеленому шелку с серебряными звездами.

– Ты такая бледная, – сказала Алисон.

– Но я хорошо себя чувствую: слегка качает, но в общем я в порядке… и ты тоже… и теперь, если тебе понадобится кровь, ты знаешь, что всегда сможешь получить ее.

– Спасибо, – качнула Алисон своими кудрями. – Ты спасла мне жизнь.

– Ну, – спокойно возразила Мейлин, – ты ведь тоже спасла мне жизнь. И знаешь, Алисон? Насчет детей? Я смогу выносить их для тебя, как суррогатная мать. Я хочу.

«И теперь, – подумала Мейлин, – они будут во мне в безопасности: за последние два дня все злые духи куда-то исчезли».

– Мейлин!

– Правда, Алисон. Если с тобой что-то случится…

– Нет. Я обещаю. Перед тем, как мне забеременеть, мы с Джеймсом проконсультируемся с врачами. Я уверена, что все будет в порядке.

– Это не так, Алисон. Если риск окажется слишком велик, разреши мне сделать это для тебя, пожалуйста!

– Хорошо, – поблагодарила ее Алисон, – я попрошу.

– Отлично, – улыбнулась Мейлин, и вдруг, пожав плечами, призналась ей: – Только я не могу сделать этого прямо сейчас.

У Алисон расширились зрачки – она поняла.

– Ты беременна?!

– Мне так кажется.

– А Сэм? Он знает?

– Сэм?!

– Я знаю, что это он, – сказала Алисон. И потом дрожащим от волнения голосом шутливо добавила: – Знать это – моя работа. Ведь в конце концов, я – твоя сестра.

Твоя сестра, твоя сестра!

Несколько секунд они молчали, говорили только их улыбки и лица. Мейлин наконец сказала:

– Я думаю, что Сэм Каултер уже летит в Техас.

– Да, – подтвердила Алисон. – Он заходил сегодня утром попрощаться со мной. Мне показалось, что он очень грустен.