Жена №5

Луганцева Татьяна Игоревна

— Я провела вас, орионцы, внутрь, — торжественно произнесла бабулька, — где пилот?

— Нас никто не услышит? — спросила воодушевленная первым успехом Яна.

— Все спят, лекарства, знаете ли, способствуют, — прочмокала беззубым ртом бабулька.

— А вы?

— А я умело притворяюсь, я же — представитель человеческой расы, который полетит на Орион. Я — лучшая! Я должна быть умной!

— Мы не сомневались в вас, — заверила ее Яна, — а где наши враги?

— Санитары? — уточнила бабулька.

— Точно! Да вы самый умный представитель рода человеческого, недаром мы выбрали

именно вас! — продолжала нахваливать ее Яна, чувствуя, что лесть попадает на благодатную почву.

— Да они пьянствовали с вечера, а сейчас спят у себя в кабинете, — ответила бабушка. — Где пилот?

— В закрытом блоке, они удерживают его там и пытают, — ответил Рустем.

— Есть у нас такое отделение, не дай бог туда попасть, — посмотрела по сторонам бабулька. — Я всегда знала, что там ставят опыты. Жуткое отделение!

— Ведите нас туда! — решительно кивнула головой Яна, стеганув себя по спине белым хвостом волос.

— Так там заперто…

— Ведите! Без пилота не улетим!

— Поняла! — засуетилась бабка и быстро метнулась в коридор.

Они вышли в скудно освещенный коридор с покрашенным деревянным полом и двинулись в сторону торцевого входа с табличкой «вход посторонним запрещен».

— Мы пришли, — проговорила женщина, торжественно посмотрев на пришельцев.

— Все, ваша миссия пока закончена, можете идти в палату, — сказал Рустем.

— Как закончена?! А как же встреча с пилотом? Вы не хотите познакомить меня со всеми членами экипажа?! Вы обманули меня? — Старая женщина впала в отчаяние.

Она принялась рвать на себе седые волосы и стучаться головой о стенку с криком отчаяния:

— Все напрасно! Все совершенно зря и напрасно!

Ее стоны и удары прозвучали в ночной тишине просто колоколом набата. У Яны даже волосы на голове зашевелились.

— Успокойтесь! Ради бога, возьмите себя в руки! — кинулась она к женщине. — Вы провалите миссию!

— Какая миссия?! Вы отсылаете меня в палату!

— Мы беспокоимся за вашу безопасность! Вы — самый главный член экипажа! — приостановил ее Рустем.

— Правда? — возликовала женщина, поднимая на него свои светлые слезящиеся глаза.

— Конечно, солдат! А сейчас вспомните правило номер один — тишина! Иначе вы провалите миссию, солдат! — строго сказал Рустем, и это сработало. Бабулька затихла и снова проникновенно посмотрела на пару молодых людей.

— Здесь заперто.

Рустем снова достал свои ключи, украденные им, по всей видимости, из сарая, и забренчал ими. У Яны даже испарина выступила на лбу. На сей раз он достаточно быстро справился с работой, и железная дверь поддалась, производя скрип. Сразу же повеяло каким-то холодом и еще более сильным запахом медикаментов.

Ночные путники спустились в подвал по узкой лестнице с перилами, прошли узкий коридор и вышли в небольшую квадратную комнату с восемью дверями, по две на каждой стороне квадрата. Двери были весьма необычны, представляли собой толстую решетку с амбарным замком. Посередине помещения стоял стол на колесиках, словно в морге, рядом с какими-то приборами.

— Током по голове лечат, — пояснила женщина, ждущая пришельцев.

Яну сразу же стало подташнивать, а Рустем подходил

к каждой из решеток и спрашивал, не знает ли кто Олесю или Егора Шимякина? В каждой из камер этого отсека на узкой откидывающейся кровати, под одеялом, без постельного белья лежали люди. Также в камере присутствовали стол с железной гнутой посудой и дырка в полу в качестве унитаза. Над каждым из таких отверстий роем вились мухи, распространялся запах нечистот. Рустем всячески пытался привлечь внимание узников голосом и стуком по решетке. Трое из заключенных никак не отреагировали на посторонние звуки, двое мужчин с какими-то зверскими безумными лицами проснулись и кинулись на решетку, что-то нечеловечески крича и протягивая к ним руки с длинными отросшими ногтями. Яна закричала и спряталась за Рустемом.

— Ой, зря мы сюда пришли! Ой, зря!

Наконец в одной из палат, содержавшихся под такой усиленной охраной, их внимание привлекло бледное лицо немолодой женщины со следами смертельной усталости.

— Что такое? Кто говорил о Олесе?

— А вы ее знаете? — выглянула из-за Рустема Яна.

— Кто вы? — проговорила женщина, хватаясь руками за решетку. — Я не буду ничего говорить, пока не удостоверюсь, что с моей дочуркой все в порядке.

— Олеся — ваша дочь?! — воскликнула Яна.

— Доверьтесь нам, мы — друзья! — подошел к клетке — по-другому это трудно назвать — Рустем.

— Мы хотим помочь, — вторила Яна, внутренне ликуя, что они оказались правы и не зря приехали сюда.

— Нас сюда прислала ваша дочь, — продолжал уговаривать ее Рустем.

— Значит, Олеся доверилась вам? — задумалась женщина под дикие вопли неспокойных соседей. На ее лице боролись противоречивые чувства: радости и тревоги, сомнения и надежды, страха и отчаянной решительности. Вдруг лицо ее моментально сжалось, словно из воздушного шарика выпустили разом весь воздух, покрылось мелкой сетью морщин, и женщина заплакала.

— Дорогие мои… дорогие вы мои… весть-то какая хорошая! Олеся жива! Она же жива, раз вас прислала?

— Конечно, жива, успокойтесь! — взял ее холодные ладони в свои руки Рустем.

— Что она говорит, моя девочка? — спросила женщина.

— Она-то ничего не говорит, — встряла Яна, замечая какое-то внешнее сходство между Олесей и этой женщиной. — Может, вы что-нибудь скажете нам?

— Конечно! Господи, неужели случилось?! Неужели эта несправедливость закончится? Вы точно не от Шимякина? Хотя что я могу потерять? Ничего! Я должна рискнуть! Я не видела нормальных людей уже полгода, и если не доверюсь вам, то где гарантия, что я увижу их когда-либо? — женщина несколько истерично уговаривала сама себя.

— Доверьтесь нам, — подбодрила ее Яна. Ее открытое лицо всегда вызывало доверие у людей; сработало и на этот раз.

— Полгода назад этот старый развратник заприметил мою малышку и предложил жить вместе с ним в его коммуне. Мы знали, что Шимякин уже живет с тремя женщинами, и, конечно же, отказали ему. Этот гад приходил ко мне еще раз, он не привык отступать и предлагал мне за мою дочь очень большие деньги.

— Скотина! — не сдержалась Яна, которая с самого начала чувствовала что-то мерзкое, склизкое в Егоре Шимякине.