Жена авиатора
Шрифт:
– Это твой психиатр надоумил тебя так разговаривать со мной?
– Нет, и не надо ничего сваливать на психиатра. Это говорю я, твоя жена Энн.
Он продолжал есть, и я не могла понять, слышит ли он меня. Он начинал глохнуть после всех этих лет, проведенных в кабинах с шумящим мотором. Он всегда презирал тех, кто, как я, затыкал уши куском ткани. «Это мешает восприятию», – говорил он.
Он был слишком горд, чтобы признать свою неправоту.
– Ты не понимаешь, что это значит для меня – знать, что ты здесь, – проговорил он после короткого молчания. Его голос стал мягким и неожиданно умоляющим, и
– Это именно потому, что ты здесь, – продолжал бормотать Чарльз низким воркующим голосом, как хорошо настроенный приемник, – и то, что ты всегда была здесь, следила за домом, давала всем нам возможность уезжать по делам – я могу делать работу, которая мне необходима. Я не смог бы сделать и половины без тебя, Энн. Я думал, что ты это знаешь. Ты – моя команда.
Черт бы его побрал! Я выдернула руку, вскочила со стула и бросилась в кухню, где встала у окна и прислонилась лбом к холодному стеклу. О, он хорошо знал, что надо говорить и когда. Именно тогда, когда я пыталась освободиться от его влияния, он доказал в который раз, что может управлять мною.
Я взяла шоколадный торт, купленный в магазине, хотя знала, что он не любит его. Но в последнее время я привыкла к самой простой пище: яйца-пашот, тосты, суп. Поскольку в доме редко кто бывал, я больше не нуждалась в постоянном поваре. С тортом в руках я вернулась в гостиную и поставила его на стол перед Чарльзом. Он нахмурился, но отрезал кусок.
– Что будем делать, Чарльз? – Я опять села на свое место за столом, аккуратно свернула салфетку и положила ее рядом с кофейной чашкой. – Реально и исходя из логики событий? Я знаю, тебе так понятнее. Я не собираюсь жить здесь одна. Если хочешь, чтобы я была всецело в твоем распоряжении, постоянно ждала тебя, то я могу прекрасно сделать это и в другом месте.
– Энн, это становится смешно. Я летаю, я занимаюсь своей работой. Понимаешь?
– Я тоже раньше занималась этой работой, – напомнила я ему.
А что я делала теперь? Ждала, волновалась, тосковала, кипела на медленном огне? Иногда получала письма от женщин, завидовавших моему идеальному браку – тому самому, который я изобразила на страницах моей книги. Мой призыв, который до сих пор остался без ответа. Возможно, потому, что я потратила слишком много лет, посылая молитвы не тому богу.
– Теперь все по-другому, – Чарльз решил оседлать свою любимую тему – опасности современного мира, – мир меняется, слишком быстро, считаю я. В будущем я бы хотел отойти от дел и вернуться к более простой и спокойной жизни. Я должен знать, что она есть – здесь. Я должен… – его голос дрогнул, и он сделал глоток молока, чтобы справиться с дрожью, – я должен знать, где ты, – продолжал он, тыча вилкой в кусок торта, – просто должен знать. Я спокоен, когда уверен, что ты здесь, в безопасности. Я думал, что ты как никто другой поймешь меня.
Я открыла рот, чтобы ответить, но сердце внезапно забилось так сильно, что я не смогла
Я никогда не говорила ему, что мне пришлось рассказать нашим детям про убийство их старшего брата – после того как они услышали об этом в школе. Я никогда не говорила ему о коробке с фотографиями, которую до сих пор хранила под кроватью.
Но мой муж не мог обходиться без меня так просто, как он хотел убедить нас обоих. И я не могла без него, так же как без детей. Тем не менее я впервые оказалась в более выигрышном положении. Избавившись от гнева и чувства обиды, я излечилась. Разделила свое горе с другими, кто обращался ко мне с собственными горестями – бесчисленным числом женщин, которые в течение многих лет просили моего совета. Я любила наших детей, полностью участвовала в их жизни, тратя свои душевные силы.
Что касается Чарльза…
Дистанция, которую он установил между собой и нами, резкость, даже грубость – неужели это был его способ самозащиты? Так долго мне хотелось верить, что смерть нашего ребенка не разобщила нас; я думала, что она, наоборот, связала нас вместе, заставила полагаться друг на друга. Но теперь у меня открылись глаза, и я поняла, что это были иллюзии.
Теперь я уже не могла помочь Чарльзу, даже если бы он попросил меня об этом, чего он никогда не делал.
Потягивая кофе, я осторожно стала подбирать слова.
– Мы не должны продавать имение, у меня есть деньги. Мы можем сохранить имение до тех пор, пока Рив не закончит учиться, а потом использовать его для отдыха. Мне бы хотелось снимать апартаменты в городе. Я хочу быть ближе к людям, театрам, магазинам.
– Зачем тебе все это? – Чарльз был неподдельно удивлен.
Он положил свою вилку и уставился на меня так, словно никогда не видел меня раньше. Я вспомнила, что он часто так смотрел, когда ухаживал за мной – холодно, изучающе, как будто хотел проникнуть в мои мысли.
Я улыбнулась этим воспоминаниям, и он внезапно покраснел и отвернулся, как будто пойманный врасплох.
– Чарльз, мне пятьдесят лет. Я была городской девушкой, когда мы встретились, помнишь? С тех пор я никогда не жила в доме по собственному выбору. Всегда наше жилье выбирал ты. Твоя жизнь, твоя слава, твои обстоятельства всегда диктовали мне, где надо жить. Я считаю, что пришло время мне пожить для себя, как считаешь? По крайней мере самой выбирать себе друзей.
– Ты прочла собственную книгу, не так ли? – Он нахмурился, но я заметила искорку восхищения в его глазах, и теперь была моя очередь покраснеть.
Надо признать, Чарльз очень гордился, хотя и был несколько удивлен успехом «Подарка моря». Он даже согласился в поддержку моей книги сняться для иллюстрированного приложения к журналу «Тайм».
– Возможно, – согласилась я, – но я не шучу.
– Я понимаю. Я просто никогда не видел тебя такой. Ну что ж, думаю, это звучит разумно. Ты уверена, что хочешь именно этого?
– Да, я хочу именно этого.
Он бросил на меня пристальный взгляд, который я выдержала. Когда-то, много лет назад, наши взгляды внезапно встретились и между нами пробежал электрический разряд, такой сильный, что мы оба испугались. Бывали случаи, даже теперь, когда наши глаза встречались и я чувствовала сильнейший толчок, переворачивавший все во мне.