Жена чародея
Шрифт:
Верран безуспешно пыталась придумать происходящему какое-нибудь объяснение. Но ее муж, как правило терпеливо относившийся к проявлениям ее любопытства, на эти расспросы отвечать отказывался категорически. Он сухо пояснял ей, что речь на таких встречах идет о внутренних делах общества, которые не могут представлять для нее ни малейшего интереса. А когда ей вздумывалось настаивать, муж просто-напросто прерывал беседу.
И вдобавок депеши. Они прибывали по ночам, и доставляли их слуги в масках, дожидавшиеся только устного ответа и немедленно после этого убиравшиеся восвояси. Верран ни разу не удалось просмотреть ни одну из этих депеш, потому что Фал-Грижни по прочтении незамедлительно предавал их огню. И отказывался обсуждать с нею их содержание.
И
Что-то происходило. Верран не знала, что именно, но подозревала, что речь идет о деятельности немаловажной и очень опасной. Но что бы это ни было, Фал-Грижни категорически не хотел вовлекать ее в свои планы, не хотел даже посвящать ее в них. Но, с другой стороны, разве не такова же была его всегдашняя политика по отношению к жене? Он запретил ей покидать дворец, а сам ни о чем не рассказывал. Это несправедливо, решила Верран. Но, с другой стороны, несправедливы и ее собственные упреки. Муж старается оберечь ее — только и всего; если бы речь шла о чем-нибудь законном, он наверняка ввел бы ее в курс дела. Взял же он ее с собой на собрание Избранных, одобряет же он ее стремление читать и учиться, да что там, развитие ее интеллекта, несомненно, радует его. И если сейчас он утаивает от нее информацию, значит, он поступает так в ее собственных интересах. Но тайна, которой было окутано происходящее, лишь раззадоривала ее любопытство, и она преисполнилась решимости докопаться до всего самой. Или по меньшей мере попробовать докопаться. Так размышляла Верран в ожидании прихода Бренна Уэйт-Базефа.
Она не видела его и не слышала о нем с тех пор, как состоялся их неприятный разговор на Солнечном плоту. Тогда она была уверена, что ей никогда больше не захочется с ним увидеться. Но сейчас Фал-Грижни вручил ей какие-то документы, которые следовало передать Уэйт-Базефу, и молодой маг должен был явиться за ними во дворец Грижни. Грижни вызвали по одному из бессчетных и безымянных поводов, вот он и поручил это дело жене. Конечно, она могла, в свою очередь, препоручить это кому-нибудь из слуг, чтобы избежать вполне возможного неприятного объяснения, но она уже несколько недель не выходила из дворца и сейчас была рада любому гостю. Более того, создавшаяся ситуация интриговала ее. Если ее муж решил вручить Уэйт-Базефу что-то из сокровищ собственной библиотеки, значит, отношения между двумя чародеями носят дружественный характер. А ведь Бренн при последней встрече с нею пылал по отношению к Фал-Грижни лютой ненавистью. Теперь же что-то заставило его забыть о недавней вражде. Но что именно? А впрочем, стоит ли ломать над этим голову? Бренн такой сумасброд, подобной метаморфозе может найтись тысяча объяснений. Ясно только одно. Раз Бренн ходит теперь в союзниках у Грижни, то и самой Верран следует с ним помириться. И эта перспектива ее радовала.
Она решила принять его в своей лучшей гостиной. Всего раз или два с тех пор, как она вышла замуж и переехала сюда, Верран принимала гостей именно здесь. Сейчас она уселась в похожее на трон кресло, положив на маленький столик документы и книги, которые ей предстояло передать. На ней было просторное дорогое платье, которое почти полностью скрадывало ее беременность. На пороге появился слуга-мутант и на свой лад доложил о прибытии гостя. Верран кивнула, и в гостиную вошел Бренн Уэйт-Баэеф.
Улыбка замерла на губах у Верран, и она с трудом удержалась от крика ужаса. Бренн выглядел чудовищно — настолько чудовищно, что этому могло найтись одно-единственное объяснение: он серьезно болен. Бренн страшно исхудал. Стройный молодой человек превратился в живой скелет. Испитое и усталое лицо было мертвенно-бледным. Темные глаза, некогда напоминавшие о герое поэмы «Занибуно», теперь глубоко
— Здравствуй, Верран, — угрюмо произнес он. Ее тщательно приготовленная приветственная речь оказалась забытой начисто. Да и былая обида растаяла без следа.
— Здравствуй, Бренн. Я рада, что ты пришел, —неуверенно сказала она. — Не хочешь ли сесть? Он кивнул и устало опустился в кресло.
— Я распоряжусь подать вина.
— Нет. — Он покачал головой. — Мне ничего не нужно.
Наступило молчание; Верран мучительно подыскивала, что бы такое сказать. Раньше для нее никогда не составляло труда найти тему для разговора с Бренном, но ведь она его никогда и не видела в таком состоянии.
— Видишь ли, — в конце концов заговорила Верран. — Лорда Грижни неожиданно вызвали, и он не может с тобою встретиться. Он попросил меня проследить за тем, чтобы ты получил все, что тебе обещано. Надеюсь, в этих документах и рукописях найдется информация, которая поможет тебе в твоих исследованиях.
— Да, — равнодушно ответил он. — Книга Дрида Гардрида «Заметки о бесконечно подвижной кости». Магистр полагает, что это поможет мне при создании моих скелетообразных рабов.
— Да, я припоминаю. А твоя работа подвигается хорошо?
— Кажется, так, — все с тем же равнодушием ответил он. — В последнее время я мало над этим думаю.
— Так странно. Ты ведь горел таким энтузиазмом!
— Сейчас меня волнует другое.
— Ага, понятно. Но, надеюсь, ничего неприятного?
— А почему ты об этом спрашиваешь?
— Ну, мне не хочется быть навязчивой, но…
Верран смешалась.
— Ну а все же?
В его голосе послышались отзвуки былой горячности.
— Пожалуйста, не сердись. Ты неважно выглядишь.
— Я плохо сплю, только и всего.
— А мне кажется, что ты заболел, и это меня тревожит.
— А с какой стати тревожиться по этому поводу вам, леди Грижни?
— Разумеется, я тревожусь, — воскликнула она, забывая о том, что идет светская беседа. — Послушай, Бренн, мы с тобой поссорились, и от нашей последней встречи остался неприятный осадок, но мне бы хотелось покончить с этим раз и навсегда. Ты был и останешься одним из немногих людей в этом городе, до которых мне есть дело. И я хочу, чтобы мы остались друзьями. Если с тобой что-то не так, то позволь помочь тебе всем, чем могу.
— Спасибо, Верран. Я верю, что ты сказала это искренне. — Его переменчивое настроение вновь качнулось в другую сторону, и он заговорил с признательностью в усталом голосе: — Мне тоже хочется, чтобы мы с тобой оставались друзьями, потому что мои чувства к тебе по-прежнему… ладно, не стоит в это вдаваться. У меня и в самом деле неприятности, только ты бессильна помочь мне. Да и все бессильны.
— Вот тут ты как раз ошибаешься. Нет таких проблем, которые не поддаются решению. Скажи мне, что тебя тревожит? Даже если я не смогу помочь тебе, то наверняка это сумеет сделать лорд Грижни.
— Ха-ха-ха, Грижни! Если бы хоть на миг представила себе… Ладно, давай исходить из того, что Фал-Грижни последний человек на свете, способный мне помочь.
— Не понимаю, почему ты говоришь такое. Ты нравишься лорду Грижни, он к тебе хорошо относится. Он же дает тебе книги из своей библиотеки, не так ли? Он никогда бы не сделал этого, не уважай он тебя и не доверяй тебе.
— Он меня уважает? Он мне доверяет?
Слова, сказанные Верран, как это ни удивительно, ошарашили Бренна.
— Я в этом уверена. Если бы ты только знал, как он трясется над этими книгами и документами… да, впрочем, ты это знаешь. Ты чародей, ты член ордена Избранных точно так же, как сам Фал-Грижни. Ты любишь науку — и он тоже, и тебя подобно ему заботит будущее Ланти-Юма. У вас с ним и впрямь много общего. Так почему же ты думаешь, что он тебе не поможет? Ты должен сказать ему, что у тебя за неприятности, и он наверняка тебе поможет.