Жена Дроу (Увидеть Мензоберранзан и умереть)
Шрифт:
Но Дорган отпустил ее и не станет искать, поняв, что Ника готова заплатить любую цену, чтобы вернуться домой. Он как-то сказал, чтобы она разобралась во всем сама. Он давал ей шанс. Она же его упустила и поняла это, разобравшись во всем слишком поздно. Ее душа, как-то вдруг опустела, потому что как оказалось, Дорган занял ее всю. И как теперь ей быть без него? Мир в котором она сейчас пребывала, хотя бы отчасти, примирял ее с жизнью. Как же она будет без него когда вернется? И зачем ей тогда возвращаться?
Но тут же обругала себя за малодушие. Не станет она опускать руки, раскисать и останавливаться на полпути из-за неудачной любовной интрижки. В самом-то деле, есть у нее характер или нет? Если бы Дорган, назвавшийся
Как-то, она не удержавшись, осторожно спросила отца Фафра о Зуффе, на что он сразу же ответил, что знать не знает этого язычника. А когда Ника удивилась, почему он решил, что Зуфф язычник, категорично ответил, что “Зуфф” языческое имя. Торговцы тоже не смогли припомнить, чтобы имели дело с кем-то прозывающимся подобным именем: Джеральд из Мексалона лишь задумчиво почесал макушку, а Кнох Примхос из Предрассветной Долины молча пожал своими могучими плечами. Гном думал и припоминал аж три дня, а после решительно заявил, что в тех местах откуда он родом, таким именем отродясь никого не называли, а доведись прийти к нему человеку с таким именем, он бы сроду ему ничего не ссудил.
— Да почему же?
— А зачем бы честному человеку скрывать свое имя под вымышленным?
– тоже возмутился гном-ростовщик, но вдруг умолк, задумавшись.
Ника на своем муле подалась вперед, вытянувшись так, чтобы не пропустить ни словечка, что он скажет. Гном, гарцевавший рядом на иноходце, хитро покосился на проскакавшего мимо Рогнара, самого старшего в охране, матерого воина, которому беспрекословно подчинялись все, едущие с обозом. Ника мимоходом отметила скупую улыбку мелькнувшую на суровом грубом лице Рогнара: видимо монашка на муле и возвышающейся над нею гном на иноходце выглядели потешно. Но Нику это не волновало, а вот ростовщика волновало и очень. Он страшно гордился своим племенным иноходцем, каких-то редких южных кровей и считал, что охрана умирает от зависти к нему, тогда как, на самом деле, охрана умирала со смеху, видя как подпрыгивает гном в седле, слишком большом для него, старательно расставив локти. Его иноходец был не просто породистым, но и очень умным, не раз вынося вцепившегося в его гриву гнома, из опасных мест, хотя ростовщик был уверен, что именно он управляет конем. Солдаты так и прозвали их: конь и его всадник.
— На какой-то миг мне показалось, — гном стрельнул на монашку темными глазами, словно решая, как прииет она его слова и стоит ли говорить их ей вообще. — Мне показалось, что от этого имени повеяло магией. Уж поверь мне, мы гномы, разбираемся в этом.
— Я верю, — сникла монахиня.
– Это имя когда-то принадлежало могущественному магу.
Чем дальше на север продвигался их обоз, тем реже на их пути попадались деревушки, в которых Кнох и Джеральд с выгодой распродавали свои товары.
Убранные поля ржи и ячменя сменила каменистая местность и вересковые долины. Город через который они проезжали был беден и невыразителен и больше походил на деревню, отличаясь от нее лишь большим скоплением домов под соломенными крышами, да тем, что был обнесен каменной стеной. Здешние жители казались замкнутыми, смотрели недоверчиво, довольствуясь своим убогим бытом. Завсегдатаи придорожных таверн выглядели откровенными разбойниками и обоз частенько останавливался на ночлег под открытыми небом. В этих краях вино было кислым, а пища грубой. Как-то, на их пути показались неприступные стены замка, которые обоз далеко объехал. О том, что бы проситься переночевать под укрытии его стен, не говоря о том, что бы предложить свои товары знатному владельцу замка, не было и речи. Купцы боялись, не говоря уже о ростовщике. Ладно,
И вот наступил день, когда отцу Фарфу и Нике пришлось попрощаться со своими попутчиками, благословляя их дальнейшую дорогу. Свернув с проторенной дороги на лесную тропу, они продолжали свой путь, чувствуя себя одинокими и беспомощными. Однако отец Фарф не долго предавался унынию, он хорошо знал эти места и уверенно вел Нику по утоптанной тропе, взбирающийся на, поросший лесом, холм. Следуя за ним, на своем отощавшем в дороге муле, Ника настороженно оглядывала плотные лесные заросли, памятуя о рыскающем по здешнем местам оборотне, из-за которого даже орки боялись соваться сюда.
Но только они перевалили через холм, как открывшейся перед Никой, вид заставил ее позабыть свои опасения. Среди сплошного темного лесного покрова, разрывая его, гордо вознеслись серые башни замка, обнесенные мощными стенами к которым жалась деревушка. В этот пасмурный день, ее робкие огни манили к себе, обещая тепло, уют, огонь в очаге и горячую похлебку. Но темные бойницы и узкие щели окон замка, смотрели подозрительно и угрожающе. Из дверей некоторых хижин валил дым, они топились по черному.
Ника посмотрела на отца Фарфа. Его голову покрывал капюшон, он зябко прятал руки в рукава рясы, от его дыхания, в холодный воздух, поднимался пар, но глаза искрились радостью. Значит то, что Ника видела перед собой и было Северной границей. Почуяв их из дали в деревне залаяли собаки. Священник и монахиня тронули своих мулов, которые чувствуя близость жилья, ходко потрусили вниз с холма. Когда они, въезжали в деревню, из дверей крайней хижины, склонившись под низкой притолокой, вышел мужчина в меховой безрукавке и, выпрямившись, проводил их угрюмым взглядом, держа в руках увесистую дубину. Ника встретив его цепкий, тяжелый взгляд, поприветствовала его легким кивком. Ответив ей угрюмым настороженным взглядом, мужчина, повернувшись,скрылся в чадном нутре своей хижины. Ну, здравствуй, Северная граница!
Замок Репрок
– Эй, вы там, жирные лентяи! Открывайте ворота, да пошевеливайтесь! Иначе гореть вам в пекле Подземья за то, что оставили своего духовного пастыря на ночь глядя без крыши над головой!
– прокричал отец Фарф через ров стенам замка.
Между бойницами показалась чья-то взлохмаченная голова и насмешливо прокричала в ответ.
— Ты все-таки притащился обратно, старый ворчун! Надо же! А мы уж об заклад побились, что ты сдох в какой-нибудь придорожной канаве. Но так и быть! Хоть ты и стоил мне целковый, входи уж, несносный упрямец!
— Вседержитель всегда хранит слуг своих, аки детей невинных да ангелов небесных, а таких нечестивцев и богохульников, как ты, карает, — беззлобно проворчал отец Фарф.
Скрипя цепями, мост опустился, ткнувшись в противоположный берег рва. Копыта мулов простучали по его настилу и остановились перед решеткой ворот. Наконец и она дрогнув, визжа ржавой цепью, поднялась. Священник и монахиня въехали в мощеный двор-колодец, окруженный со всех сторон мощными стенами замка.
В подступивших сумерках этот незыблемый бастион производил мрачное и гнетущее впечатление. Гордо вознеслась ввысь сторожевая башня, подавляя своей неприступностью и внушая невольное почтение, несмотря на то, что на ней уже заметны были следы упадка и разрушения. Тот ущерб, что нанесли ей долгие осады и жестокие вражеские штурмы, довершало время и природа.