Жена фабриканта
Шрифт:
– В нашем окружении существуют люди, которые совсем не понимают моего мужа и видят в нём акулу капитализма. Поверьте мне, он не такой, как вы его изобразили. Мне ли не знать его! Но я понимаю, что такое отношение к Ивану Кузьмичу возникает у людей из зависти…
Гиммер искренне и весело расхохотался.
– Да, вы только что сами подтвердили мне, что капитал правит миром и людьми. Мир стал несовершенен. Вот, вы образованная, умная женщина, защищаете алчного капиталиста, которого ничего кроме прибыли, не волнует. Впрочем, чему удивляться: ведь, вы его жена, и для вас он – сам бог. Но люди, вступающие с ним в рабочие отношения имеют другое мнение. Зря я вам это все говорю.
– Пойму.
– Да? – Он с интересом взглянул на неё и сказал:
– Если вы, и правда думаете, что я могу завидовать вашему супругу, то вы заблуждаетесь. Я могу себе позволить жить безбедно и не работать. Мой дед – происходит из старинного дворянского рода.
«Так вот откуда в нём столько благородства и обаяния, это всё врождённое, и благодаря хорошему воспитанию….», – подумала она, испытывая неловкость и огорчение из-за того, что он скептически отнёсся к её словам.
– Я работаю на заводе по собственной воле. Мне нравится моя служба. Я выучился на инженера. И совсем не жалею об этом. А что касается денег, – для меня они не важны. Поверьте! Прошу вас не думайте обо мне, что я ему завидую. Хорошо?
Она подумала и кивнула.
– Вы здравомыслящая женщина. Я рад, что познакомился с вами, – проговорил он, серьезно глядя на неё.
На какое-то время оба замолчали. Гиммер поглядывал по сторонам, иногда задумчивым взглядом – на неё, впрочем, не делая больше попыток с ней заговорить. Она сидела внешне спокойная, но в душе её поднималось странное невольное волнение. Мужчина, сидящий рядом с ней, был не просто красив, – в его облике было что-то магнетическое. Он был физически привлекателен, образован, благороден, мужественен. В нём сквозила какая-то особенная стать. У него был такой же, как у Ивана прямолинейный решительный взгляд, приятный и звучный баритон, черные глаза.
Их молчание неприлично затянулось, и он первый прервал его. Стал расспрашивать её о каких-то пустяках, о театре, потом спросил, где обычно она гуляет с детьми. Она отвечала. И вскоре, забыв о неловкости, они снова непринужденно болтали об известных московскому обществу событиях и пустяках: кто на ком женился, чего добился в звании, и даже о нашумевшей в этом сезоне театральной постановке, о том, что пишут газеты, о ценах на базаре. И в какой-то миг, когда она, смеясь над только что сказанной им шуткой, взглянула на него, – неожиданно вдруг поймала на себе его обжигающий и полный восхищения взгляд. Она замерла, прочитав в его взгляде неприкрытую страсть и вопрос. Её бросило в жар.
Но и она сама какое-то время не могла оторвать свой взгляд от него. Так они, молча и безотрывно глядели друг другу в глаза, как будто пили молодое вино из одного опьяняющего волшебного сосуда и никак не могли напиться…… Найдя в себе силы, она оторвала от него свой взгляд и, испытывая непонятное смущение, граничащее со смятением, отвернулась.
А Яков Михайлович, как ни в чем не бывало, взял графин с вином, разлил в два бокала и протянул со словами:
– Предлагаю выпить за наше знакомство, и за то, что мы начали разговаривать. Надеюсь, что бог пошлет нам ещё не одну такую встречу, – голос его прозвучал мягко и настойчиво. Он не скрывал, что открыто, любуется её заалевшим от смущения лицом.
– За вас, Ольга Андреевна. Благодарю вас за то, что позволили оправдаться, – серьезно и просто сказал он и поднёс свой бокал к губам.
Она тоже пригубила вино, испытывая мучительное смятение и непонятный страх.
– Ага, …. вот вы где, любезный Яков Михайлович…, – раздался у них за спиной елейный и вкрадчивый голос незаметно подкравшейся к ним хозяйки дома Софьи
– Спасибо за вечер, любезная Софья Ильинична. Все было чудесно, и угощенья, и музыка. Но мне пора уже уезжать.
– Да, да…Ваш муж стоит на крыльце вместе с Михаилом Евграфовичем, провожают гостей.
Гиммер поднялся, сдержанно произнес:
– Не стоит обо мне беспокоиться, Софья Ильинична. Ведь, мне уезжать не надо. Пойду, поработаю над чертежами. Ах, да. Сегодняшний вечер удался на славу. Ваш именинник был на высоте. А вы сегодня – само очарование.
Круглое лицо Софьи Ильиничны расплылось в довольной улыбке. Но разговор не клеился. Обменявшись с Ольгой Андреевной ещё парой ничего не значащих фраз, она с напыщенным видом кивнула им и удалилась.
Гиммер проследил за ней веселым взглядом и обернулся к Ольге Андреевне:
– До свидания. Надеюсь ещё увидеться с вами. Смею ли я надеяться?
– Почему бы и нет, – отвечала та.
– Позвольте на прощанье поцеловать вашу руку, – и прижался губами к её руке.
После этого они до самого рождества не встречались. Но уже после праздников, в один из солнечных морозных дней, когда она гуляла в парке с дочерями, – она снова неожиданно увидела его, идущего к ней навстречу по запорошенной снегом аллее. И пройдя мимо неё, на расстоянии вытянутой руки, и он обрадовано и по-дружески с ней поздоровался. Она же, поймав его внимательный и теплый взгляд, и тоже поздоровавшись, снова почувствовала, как забилось её сердце.
После этого, она стала всё чаще его замечать в тех же местах, где любила гулять: на катке, или на горке, и куда приходила кататься с детьми на санках или коньках.
Здороваясь с ней, или кивая из отдаления, он пытливо глядел на неё и всё доверчивей улыбался. И видя такую его искреннюю и сердечную улыбку, она также тепло улыбалась ему в ответ.
Они долго не виделись, и однажды вдруг поймала себя на мысли, что вспоминает о нём чаще, чем следовало бы и даже ищет его порой глазами в толпе среди прохожих. Она стала думать, что с ней происходит, и вывод, к которому пришла, – ей совсем не понравилось. Однако изменить что-либо, она уже не могла, даже если бы захотела. А она и не хотела.
На Рождество они снова увиделись. Он подошел и заговорил с Иваном Кузьмичем о делах на заводе, сделав и ей комплименты. Ольга Андреевна заметила, как неприязненно блеснули глаза Ивана. Но дома муж ничего ей не сказал.
А потом в конце зимы между ней и мужем, вспыхнула та ужасная ссора из-за его любовных похождений. К их дому неожиданно пожаловала его любовница Сытова Варвара. И хотя Ольга приревновала мужа, к своему стыду она вдруг обнаружила, что испытывает в душе какое-то странное и мстительное торжество, зная, что и у неё теперь появился тайный поклонник, о котором он не знает. И всё же она относилась к происходящему с ней легкомысленно. Пока в одну из ночей не проснулась из-за того, что ей приснился Гиммер и она сама, и она чуть не сгорела со стыда из-за картины, которая ей приснилось. И в тот же миг с ее глаз будто пелена упала. Лежа в темноте, она с ужасом перебирала в памяти обрывки своего сна. Отчего-то ей пришло в голову сравнить себя с крохотной песчинкой, которая по неизведанным ей причинам вдруг оказалась в бурной реке и теперь несётся к краю пропасти бешеным потоком.