Жена из прошлого

Чернованова Валерия Михайловна

— Но как же? — захлопала глазами Минна. — Мы поможем вам подготовиться ко сну, а потом…

Почитаете леди сказку на ночь? Подоткнёте одеяло?

Мне очень хотелось остаться одной, и с раздеваниями проблем никогда не возникало. Я давно привыкла к здешней одежде, меня ничуть не напрягали ни корсеты, ни крючки на корсажах, ни даже панталоны и многочисленные завязки.

— Как-нибудь в другой раз. — Улыбнувшись удивлённым служанкам, я отправилась наверх, наслаждаясь тишиной, полумраком, мягким звуком своих шагов.

Покой.

Не спеша дошла до комнат

герцогини, бросая усталый взгляд на стены, на многочисленные портреты былых представителей Высокого дома Делагарди. Остановившись у своих дверей, невольно покосилась на те, что вели в покои эйрэ, после чего тряхнула головой и юркнула в спальню.

Здесь тоже было тихо, спокойно, а свечи на туалетном столике и у кровати добавляли обстановке уюта, настраивали на отдых и успокаивали. В окна струился лунный свет, и я не стала их зашторивать. Никогда не любила спать в кромешной тьме, ещё с детства. Почему-то казалось, что в темноте таятся чудовища, и даже став старше, не смогла избавиться от детских фобий.

Только сняв одежду, поняла, насколько устала. С трудом заставила себя заглянуть в ванную, после чего поспешила к такой манящей кровати. Парчовое покрывало уже убрали, как и лишние подушки и валики. Откинув лёгкое, почти невесомое одеяло, я забралась в кровать, задула свечи и некоторое время просто лежала, наслаждаясь прохладой шёлковых простыней; тонким, витавшим в комнате, цветочным ароматом; стекавшим с подоконников на пол серебряным мерцанием. Лежала и вспоминала всё, что произошло за минувший день. Так и уснула, думая обо всём сразу и ни о чём конкретном. В нежных шёлковых объятиях, на мягчайшей перине. И наверное, проспала бы до самого утра, если бы не боль, вдруг ужалившая ключицу.

Казалось, кожу присыпали раскалённым углём. Я задохнулась в беззвучном крике, распахнула глаза и почувствовала, как рваной раной пульсирует место несуществующего ожога.

Я ведь не обжигалась. Я…

Застыла, услышав тихие, протяжные звуки, складывающиеся в слова:

— Ра-а-анве-е-ей… Ра-а-анве-е-ей…

Звуки, пробирающие до озноба.

Едва различимый шорох сверху. Вскинула взгляд и окончательно заледенела. В дальнем углу, закрывая собой лепной кант, что-то таилось. Тёмное, жуткое, бесформенное.

— Ра-а-анве-е-ей…

Тьма вздрогнула, шевельнулась, расплываясь по потолку чернильной лужей, а потом поползла, цепляясь за свод липкими щупальцами, устрашающе медленно подбираясь к кровати.

— Ра-а-ан… ве-е-ей…

Меня затопило страхом. Таким, что заставляет чувствовать себя беспомощнее наворожённого. Таким, от которого теряешь голос, и тело перестаёт слушаться. Я продолжала лежать, приподнявшись на локтях, и единственное, что слышала — это лихорадочный стук сердца в груди и имя, своё-чужое имя, звучащее в тишине жутким напевом.

Несколько тёмных капель, отделившись от тени, скользнули по завиткам люстры. Тихий перезвон хрусталя — это качнулись хрупкие висюльки. Глухое шипение — капли упали на ковёр, оставляя жжёные проплешины.

— Мойя-а-а… Мойя-а-а Ра-а-анве-е-ей…

Тень поползла дальше, неумолимо приближаясь.

Казалось, стоит закрыть глаза, и она исчезнет. А может, я проснусь, вырвусь из оков безумного сна, но ни проснуться, ни зажмуриться не получалось. Я неотрывно следила за своим ожившим кошмаром.

Тьма приближалась, передвигаясь на паучьих лапах. Ещё несколько мгновений, несколько отчаянных ударов сердца, и она зависла надо мной, парализованной страхом.

Не сразу поняла, что щёки обжигают слёзы. Я плакала, беззвучно, не способная издать не единого звука.

Ущипнуть бы себя.

Проснуться…

Ещё один миг, ещё один удар, и тень зависла надо мной летучей мышью. Не знаю, где только взяла силы отодвинуться. Вжалась в спинку кровати и всё-таки зажмурилась.

Сразу стало тихо, словно меня забросило в бесконечный вакуум. Вот только бояться я не перестала. Выдохнула, приказывая себе успокоиться. Собрав в кулак остатки храбрости, приоткрыла глаз.

И разразилась в крике, который и сама не слышала.

Она было рядом, совсем близко. Склонилась надо мной, закрывая собой всю спальню, весь мир, заставляя захлёбываться ужасом и беззвучным плачем.

Нависла и жадно прошипела:

— Моя!

Глава 11. Враги и друзья

Утро началось с тихого стука в дверь, которая спустя минуту осторожно приоткрылась.

— Ваша светлость…

Моя светлость нехотя разлепила один глаз.

— Эйрэ просил передать, что желает с вами завтракать.

А я желаю, чтобы меня не дёргали с утра пораньше со всякими драконьими завтраками.

— Который час, Полин? — спросила сонно, с трудом открывая второй глаз.

В комнате было светло, косые лучи заливали пол и пушистый ковёр зефирного цвета. Скользили по мебели, согревая светлое дерево, подсвечивали шторы, которые я вчера не стала задёргивать.

— Начало одиннадцатого, леди, — ответила служанка, и я со вздохом откинула одеяло.

Странно… Обычно я ранняя пташка, просыпаюсь без всяких будильников и уж точно не дрыхну до позднего утра. Даже когда ложусь поздно. Но сейчас было такое чувство, словно на плечи положили по слитку золота, и к ресницам прицепили тоже что-то очень тяжёлое. Я бы с удовольствием задёрнула шторы и провалилась обратно в сон. Ещё хотя бы на часок, а лучше — до полудня…

— Что мне передать его светлости? — напомнила о своём присутствии девушка.

С трудом подавив зевок, я поднялась и направилась в ванную:

— Передай, что скоро спущусь. — Заметив, что Полин открыла рот, собираясь что-то сказать, и примерно представляя, что именно, быстро добавила: — Одевать меня не надо, сама справлюсь.

Кивнув, девушка мышкой скользнула в коридор, а я неповоротливым медведем ввалилась в ванную комнату. Тело казалось тяжёлым, словно я сама стала слитком золота. Правда, отражение в зеркале ясно давало понять, что никакая я не золотая девочка, а скорее невыспавшееся чучело. Волосы венчали голову ржавым птичьим гнездом, под глазами круги, кожа бледная, без намёка на нежный румянец, который я так часто наблюдала на лице Раннвей.