Жена лекаря Сэйсю Ханаоки

Ариёси Савако

– Ой! – На этот раз она не сумела сдержать горестного вскрика.

Умпэй тут же отпустил ее и принялся нежно массировать соски ладонями. Каэ выгнулась от невесть откуда взявшегося чувства удовольствия и все пыталась уклониться от его рук, пока не забыла обо всем на свете и полностью не отдалась мужу.

В ту ночь нескончаемый дождик как никогда наводил тоску. Тишина, БСЭ.ЗЭ. лось, забилась в дом, прячась от холода, и замерла в его стенах. К утру Каэ начала опасаться, что ее крик был слышен в смежных комнатах – и в особенности, что он мог докатиться до спальни Оцуги, – обитатели дома вряд ли связали его с болью в груди. Впрочем, Каэ не слишком заботили мысли немощного, прикованного к постели свекра. Реакция Ёнэдзиро,

Рёана, Окацу, Корику и младших детей – вот что действительно волновало ее, вот от чего она чувствовала себя неловко и еще более одиноко, чем обычно. Ей мерещилось, будто окружающие ведут себя как-то странно и даже избегают прямого общения с ней. Меньше всего эти изменения отразились на поведении свекрови, которая и без того редко с ней заговаривала.

После смерти Наомити Умпэй переселился в комнату отца. Теперь Каэ перестала так волноваться по поводу производимого ими шума, да и муж в свою очередь начал вести себя смелее. Временами он обнимал ее при свете и осматривал ее тело – внимательно, придирчиво, не моргая, – и все ласкал и ласкал ее груди. Обычно Каэ закрывала рот рукавом, чтобы заглушить готовые сорваться с губ вскрики, и с нетерпением ожидала, когда же все закончится. Но хотя ее разум говорил одно, тело жаждало совершенно другого. Эти прикосновения доставляли ей наслаждение, и она частенько стонала, замечая сквозь застилавший глаза туман, что родимое пятно на шее Умная вырастает до невероятных размеров.

Самым неприятным было возвращаться среди ночи в свою комнату, где спала Оцуги. Однако иногда Каэ настолько забывалась, что лежала в объятиях мужа до первых петухов, возвещавших ей о том, что пора бы вернуться в собственную постель. В таких случаях она заранее готовилась встретиться с испытующим взглядом бледной женщины, которая уже расчесывала волосы, и столкнуться с невысказанным, но ясно слышным презрением: «Что за крики? Да еще до самого рассвета? Разве это женщина!» И хотя этот воображаемый голос пронзал насквозь, словно ржавый гвоздь, он только придавал ей мужества и смелости.

Каэ привязала веревки к плоской корзинке, в которую аккуратно сложила просушенные цветы. Затем, легко вскочив на ноги, достала из широкого выдвижного ящика красное шелковое кимоно и переоделась. В отличие от полосатого хлопка шелк нежно касался кожи и более подходил ее радостному настроению. Время, проведенное с мужем за сбором дурмана, явно пошло ей на пользу, страхи развеялись, и Каэ стало гораздо меньше заботить мнение Оцуги и золовок на ее счет. Уверенная в себе, счастливая женщина вошла в кухню, поразив служанку и Корику своим нарядным одеянием.

– Помогите мне, пожалуйста. – Жена главы семейства говорила тоном, требующим уважения. – Я собираюсь повесить эти цветы вот здесь. – Она указала место под потолком, где, по ее мнению, на корзину не попадет дым и пар от горшков, потом встала на табуретку, которую придерживала служанка, и пристроила растения на балке.

Радость, переполнявшая все ее существо, несмотря на затянувшийся дождь, выплеснулась теплым приветствием к Ёнэдзиро:

– Добро пожаловать домой! Вы, должно быть, совсем промокли. Ой, что это у вас там?

Ёнэдзиро вытащил из-под соломенной накидки троих котят и бережно опустил их на пол. Бедняжки пугливо прижались друг к другу.

– Семья, которая отдала их мне, не знала, куда девать большой приплод, – пояснил он. – В наши дни и людей-то прокормить трудно. Хозяева от всей души благодарили меня за то, что я их забрал. Я хотел поскорее вернуться и показать их Ханаоке-сэнсэю, но они настояли на том, чтобы я сначала поел. Все лучше, чем кошек кормить, говорят.

Ёнэдзиро вытащил из привязной к поясу корзинки для рыбы еще троих котят. Каэ подсчитала в уме: теперь у них в общей сложности одиннадцать кошек, включая тех, что сидят в клетке на энгаве. Ёнэдзиро также приводил в дом бездомных собак, на заднем

дворе уже девять на привязи бегали. По причинам, неизвестным его жене, Умпэй начал собирать этих животных вскоре после возвращения из Киото. Хорошо хоть, эта мокрая компания не такая прожорливая, как собаки. Каэ подумала было, не передать ли мяукающее племя Окацу и Корику, но потом решила позаботиться о них сама. Жена должна стараться угодить мужу, даже если при этом придется проявить непочтительность по отношению к ее родственникам.

Чуть позже к Ханаока заглянул странствующий торговец снадобьями. К тому времени Рёан тоже вернулся. Домашние оживились, все собрались послушать рассуждения гостя на тему природного нестроения, растянувшегося на целых три года.

– Ох, беда-несчастье. В иных местах люди умирают один за другим. В Кии еще не так плохо, хотя этот год обещает быть куда хуже прошлого. Большая часть запасов риса, хранящегося в кладовых замка, уже съедена. – Говорил он бойко, что твой разносчик на улице. – Проклятые дожди не только урожай сгубили, но также вызвали повальные болезни и наводнения. Стоит человеку подхватить простуду, и все, он уже не в силах встать на ноги. Однако нам, травникам, все эти неурядицы только на руку. Вот вам пример. Все покупают женьшень, и не важно, насколько он подорожал. Полагаю, самое главное – выжить, важнее этого ничего нет. Не секрет, что цена на рис подскочила вдвое по сравнению с минувшим годом. Положение очень серьезное, скажу я вам. Что касается лекарств, перекупщики будут продолжать задирать цены, утверждая, что у них кончаются запасы. Лично я считаю, что травники должны проявить такую же благотворительность, как и лекари. Мне стыдно неоправданно завышать цены, это против совести. Но у меня попросту нет достаточного количества снадобий, и я не в состоянии обеспечить ими всех страждущих, поскольку почти в каждом доме имеется по крайней мере по одному больному. – Рассказывая Умпэю и его помощникам о царящих вокруг Киото горестях и отчаянии, торговец не преминул ввернуть словечко в оправдание высоких цен на лекарства. – Видите ли, сэнсэй, не только продукты портятся. Тела тоже начинают гнить. К примеру, по Сакаи ходит странная хворь.

– О чем это вы? – Глаза Умпэя засверкали, и он подался вперед, искренне заинтересовавшись темой.

– Говорят, кости разлагаются и вылезают наружу. К некоторым местам – это может быть любой участок тела – прикоснуться невозможно, такая боль. У жены одного из моих покупателей болит прямо под глазом. Все раздулось и опухло. Я уверен, штука эта заразная. Насколько мне известно, таких случаев уже не меньше десяти насчитывается.

– Это киста? – спросил Рёан Умпэя.

– Нет. По описанию похоже на опухоль кости. Беда в том, что внутри кости скапливается жидкость…

– Думаете, болезнь действительно заразна?

– Скорее всего, нет. Всему виной хроническое недоедание, вызванное затянувшимся голодом.

– Вылечить можно?

– Кто знает, – пожал плечами Умпэй.

Травник вытер руки, стукнул в барабан, который всегда при себе у странствующих торговцев, и вознес Умпэю хвалу на смеси диалекта Кии и наречия своего уезда, сказав, что благодаря обучению в Киото у прославленных мудрецов господин Ханаока, похоже, стал превосходным лекарем. Затем, приподняв промасленную ткань, извлек из корзинки лекарственные растения, заказанные Умпэем.

– Так, у нас тут борец и жгун-корень, которые вы уже давно просили. Можете получить их по старой цене. Но дягиль пользуется очень большим спросом, он ведь кровотечение останавливает. Не так-то легко было выполнить ваш заказ, знаете ли. Я хочу, чтобы вы поняли сложившуюся ситуацию. Что до цены, оставляю ее на ваше усмотрение.

Собаки разом залаяли. Торговец, вздрогнув, поинтересовался, что это за шум, и Умпэй объяснил ему, что держит в доме около десяти собак.

– Зачем вам десять собак? – изумился травник.