Жена моего мужа
Шрифт:
– Как где? На антресолях, в сейфе. Меня сразу арестовали, не успел еще переправить. Да ты не волнуйся, милиция ничего не нашла, иначе стали бы про баксы спрашивать. А так только по поводу Вероники трясут.
– И ты не отправлял никуда Яну с деньгами?
– Яну? Нет. Кстати, как она? Не пишет, наверное, решила не связываться с убийцей.
Пришлось рассказать Максу правду про пропавшие деньги, исчезнувшую Яну и прочие новости. Полянский не сводил с меня изумленных глаз.
– Что ты делал в салоне «Оракул»?
– Я? – чуть
– Кто знал, что дома оказалась огромная сумма денег?
– Никто, только Вероника. Она была в курсе нашего бизнеса с Круглым.
– Теперь опиши свои часы.
– Зачем?
– Надо.
– Самой обычной классической формы, белый металл, цифры выложены мелкими бриллиантами, стрелки украшены сапфирами. Номерной «Лонжин», купил в Париже. Сам себе подарок на день рождения сделал.
– Белый металл! Ты точно помнишь, что часы не золотые?
– Платина! – коротко бросил Макс.
Тут залязгал засов, вошел белобрысый и сообщил:
– Пора.
Макса увели, провожатый повел меня назад, дождался, пока получу паспорт, и тихо сказал, поглядывая на кольцо:
– Передавайте привет Ивану Михайловичу, хозяйка.
Не успела я разинуть рот, как мент исчез. Интересно, сколько в этой тюрьме людей милейшего Ивана Михайловича?
Глава 23
Дома почти все были в сборе. Маня с Бекасом влезли в компьютер. Зайка вязала на диване очередную кофточку для Ваньки, старухи самозабвенно смотрели новости. Гера отсутствовал.
– Такая милая девушка нашлась, – поделилась Римма Борисовна, – дочь академика, с квартирой и дачей. Герочка вчера ездил к ней домой. Родители за границей работают, Тамарочка сейчас одна живет. Я сыну так и сказала – это твой шанс, милый. Можно, он завтра привезет ее в гости?
Да, вот будет сюрприз для отсутствующего папы-академика – жених из российской глубинки.
Но больше всех из родственников ажиотирован Кеша. Наконец-то ему в руки попал настоящий клиент, а не какой-то мелкий жулик. Мужик обвинялся в разбойном нападении на инкассатора. От роду грабителю всего двадцать, но за плечами уже две отсидки. Одна – еще по малолетству, другая – во взрослой зоне.
«Если скосишь мне с десяти хотя бы до семи лет, – сообщил он Аркашке, – наши к тебе, как журавли на юг, косяком потянутся.
– А не страшно с такими людьми дело иметь? – осторожно осведомилась я».
– Мать, – удивился наш адвокат, – а ты что думала, по тюрьмам сизые голуби сидят? Не спорю, попадаются иногда невиновные или просто дураки, но основную массу сажают под арест за дело. И потом, чья бы корова мычала! Кто меня с Иваном Михайловичем свел? А Бекас твой! Самый натуральный разбойник, хотя мне он очень нравится.
Я вздохнула. Приходится признать, что Кешка прав по всем статьям. А Бекас мне тоже по душе, хоть и бандит, но какой-то милый, трогательный, как щенок!
Расчувствовавшись,
– Представляешь, что со мной приключилось! – хихикнула Ольга. – Сто лет мужики на улице не приставали, а сегодня покупаю шерсть в магазине, и подкатывается ослепительный красавец. Все при нем – рост, фигура. Глаза голубые, волосы белокурые, одет превосходно. Начал заигрывать. Я сразу сообщила, что приобретаю шерсть, чтобы связать близнецам кофточки. Не подействовало! Наговорил кучу комплиментов и исчез. Нет, все-таки иногда приятно почувствовать, что еще нравишься мужчинам. Ну просто так, для тонуса!
Я вздохнула и пошла в спальню. Очевидно, Антон Медведев начал действовать. Надо рассказать Ольге обо всем, предупредить невестку. Но лучше сделать это завтра, вон как обрадовалась, дурочка, что привлекла чье-то внимание. Все-таки работа работой, но Кешка должен уделять жене больше внимания.
Утром спустилась к завтраку в тот момент, когда Нина Андреевна скармливала Банди большую жирную оладушку, густо намазанную вареньем. Рядом облизывались остальные члены собачьей стаи. Увидев меня, свекровь принялась оправдываться:
– Конечно, нехорошо давать малышу сдобное, он опять плохо покакал, очень жидко.
Но я, не слушая ее, стала набирать телефон Жени Поляковой. Подошедшая мать радостно сообщила, что дочка еще в больнице, но уже пришла в себя, разговаривает.
И я отправилась в клинику Второго медицинского института. Женечка лежала в отдельной палате. Ужасная желтизна ушла с ее лица. Но выглядела девушка все равно отвратительно: глаза запали, щеки ввалились, губы по цвету не отличались от наволочки на подушке.
Когда я осторожно приотворила дверь, студентка устало подняла веки и тут же опустила их. Сев около Жени, я взяла ее за сухую горячую руку и тихонько проговорила:
– Женечка, ты меня слышишь?
– Да, – прошелестела Полякова, еле-еле ворочая языком.
– Кто тебя так, помнишь?
– Из милиции, – начала девушка и замолчала.
– К тебе приходили оперативники, – догадалась я.
Полякова слабо шевельнула головой, потом вдруг широко раскрыла глаза и довольно быстро и внятно произнесла:
– Это Яна меня велела убить. За что?
– Соколова? – изумилась я. – Ты ее видела? Женечка, постарайся рассказать мне все, чтобы я смогла тебе помочь.
Медленно, по капле выдавливая из себя информацию, то и дело закрывая от слабости веки, студентка рассказала о происшедшем. Картина вырисовывалась ужасная и непонятная.
Буквально через несколько минут после моего ухода позвонила Яна и сообщила, что вернулась, но вновь должна уехать по делам, и просила ее не разыскивать. Женечка спросила у подруги, знает ли она, что случилось с Максимом. Соколова заявила, что не желает иметь дела с убийцей и просит больше в ее присутствии не упоминать имени Полянского.