Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем!
Шрифт:
И тут я замерла.
Мне показалось, или я услышала женский голос в легкой поземке.
«Та, кто вместо меня…»…
Ничего себе, что почудилось!
— Семен Семенович! — ласково возмутилась я. — Вот как вам не стыдно! Какого вы опять поперлись в лес! Что ж вам дома-то не сидится!
— Ч-ч-что ж ты злишься, доч-ч-чка, — послышался разнесчастный голос. Вроде отогревается. Нужно проверить, сможет идти или нет.
— А что мне не злиться? — сделала я глубокий вдох. — Вместо того, чтобы сидеть дома, как все нормальные люди, пить чай, смотреть хахашки, я прочесываю
— Да ты не р-р-руг-г-гайся, доч-ч-чечка! Ты только посмот-т-три, как т-т-тут к-к-красиво! К-к-красотища ведь! — вздохнул Носок, требуя еще чая.
— И медведи! — резковато ответила я, уже планируя следующий поиск. Так, отогреюсь и приду в себя. На работу мне только послезавтра. Еще один поиск потяну!
Раньше я часто брала больничные. И меняла работы. А однажды, уже на этой работе, меня в очередной раз позвали в кабинет к начальству. Я готовилась услышать, что меня уволили. Но директор просто подошел и пожал руку. «Что ж ты не сказала!» И показал наше фото на телефоне вокруг спасенной бабушки. «Если вам там че надо, говори… У меня мать так нашли три года назад! Пошла в кооперативе мусор вынести!»
— Кто вам разрешил на лед выходить, Семен Семенович! — ласково упрекала я. — Он же тонкий!
— Хочешь конф-ф-фетку… Вкусная! — протянули мне маленькую шоколадку на озябшей ладони.
— Нет, спасибо, — строго произнесла я, терпеливо ожидая подкрепления.
Я стояла возле маленькой замершей лужи. Плохо, что ребята из моей Лисы уехали. Им на работу сегодня. Так бы мы его быстро дотащили.
— Кто возомнил себя сборной органов по фигурному катанию с посмертной медалью? — беззлобно возмущалась я, чувствуя дикую усталость. Она вдруг навалилась на меня со всей силой. Так всегда бывает, когда один поиск окончен.
На меня смотрели самым разнесчастным взглядом: «Так я ж… Так это… Жене только не говорите!»
— Ребята уже на подходе! — послышалось шипение в рации. — Разговаривай с ним! Чтоб не уснул! Держитесь, помощь уже видит следы! Скорая ждет на дороге!
— Это что за ледовое побоище моих нервов? — устало зевнула я, тряся головой. Главное — не спать! — Вы же должны понимать, что сейчас потепление! И лед хрупкий! Перед тем, как выходить на лед, нужно проверить его!
— Это все Карачун! — вздохнул Семен Семенович. — Это он лед хрупким сделал! Знаешь, девонька, как мороза раньше звали? Ну того, которого на утренниках зовут?
«Говори с ним! Смотри, чтобы не спал! Пофигу о чем!» — мысленно поддерживала себя я.
— А вот и не знаешь! Откуда тебе знать? Его Карачуном раньше звали! И боялись его! А про снегурок слыхала? — рассказывал отогревающийся Семен Семенович, пока я высматривала помощь.
— Мы здесь! — крикнула я на всякий случай.
— Почему их под елочку ставят нарядных? — продолжал Семен Семенович.
— Знаете, я бы этому Карачуну бороду оторвала и посох в задницу засунула! И провернула бы три раза, —
Я потопала ногой по маленькой замерзшей луже в пяти метрах от озера.
— Не вот так вот! — выдохнула я, прыгая на лужице двумя ногами.
«Та, кто вместо меня…»… — снова послышалось в ветре, как вдруг лед подо мной хрустнул. И я неожиданно ушла с головой в ледяную воду.
«Снегурочка» — прошептало что-то в моей голове.
Я вынырнула и тут же панически схватилась руками за лед, пытаясь вытащить себя. Лед хрустел и обламывался. Не помню как, но мне удалось выбраться.
— К-к-какой к-к-кошмар, — выдохнула я, трясясь от холода. Еще бы! Искупаться в ледяной воде в мороз — это вам не шутки.
Семен Семеновича нигде не было. Исчезли и рюкзак, и одеяла, и рация.
Я решила, немного пройти вперед, чтобы не замерзнуть. Одежда начала твердеть, превращаясь в ледяные доспехи. Но я знала, что снимать ее ни в коем случае нельзя. Иначе смерть. Пусть мокрая, пусть холодная, но все-таки одежда!
На поляне на пеньке сидел огромный бурый медведь. Его шерсть была припорошена снегом. Вот почему Семена Семеновича нет! Он от медведя спасался!
— Ша-шатун, — ужаснулась я, тут же замирая. — Ме-медведь… ш-ш-шатун…
— Где? — басом произнес медведь, оборачиваясь по сторонам.
Мне показалось, что он разговаривает?
— А, ну да! Я — медведь, — согласился медведь. И вздохнул.
— Ша-ша-шатун, — подсказывала я, охреневая от ужаса.
— Не шатун! Буран! — обиженно прорычал медведь, уставившись на меня.
Степень ужаса просто зашкаливала. Я попыталась найти файер, но он остался в рюкзаке, который, видимо, унес Семен Семенович!
«Прикинься дохлой!» — прострелила мое сознание спасительная мысль. И я упала на снег. Меня толкнули лапой, перекатывая по снегу. Снег набивался в нос и рот.
— Людям нельзя в лес зимой, — катали меня по снегу, как вдруг послышался ехидный женский голос.
— Че? Мышкуешь, Миша?
— Гляди, какая тощая! — раздался рев надо мной. Я мало что видела, кроме снега, облепившего лицо и набивающегося в рот. — Кто ж тебя такую замуж возьмет! Одни кости!
— Видать в деревне совсем есть нечего! — согласился женский голос.
— Женщина! Уб-берите в-в-вашего ме… — пыталась позвать я на помощь храбрую девушку, как вдруг увидела над собой морду волчицы.
— О, гляди, глаза открыла! — переглянулось зверье. — Ты че в лесу забыла, опилка!
— Кто? — прошептала я, сплевывая снег и пытаясь встать, но меня прижали лапой.
— Эта… Как его… стружка… — напрягся медведь. — Бревно! Хотя нет, бревно толстое… Слово забыл!
— Щепка, — послышался женский голос. Это говорила волчица. — Щепка, Буранушка. Так люди тощих называют!
— Тебе что, не говорили, что в лес зимой негоже хаживать! — склонилась надо мной огромная медвежья морда. — Неужто мамка уму-разуму не учила? А коли медведь какой задерет? Чем же ты думала, дурья твоя голова! Знаешь, сколько в лесу медведей нынче ходит?