Жена пилота

Шрив Анита

Кэтрин взглянула на панель управления. На часах семь ноль пять. Через десять минут Дженит Рили, учительница чтения в младших классах, и Джимми Хирш, торговый представитель «МетЛайф», усядутся за столики «Боббина». Она будет уминать рогалик со сливочным сыром, а он — яичный сандвич. В маленьком городке можно проверять часы, зная привычки некоторых его обитателей.

Выросшая в доме бабушки, Кэтрин с детства привыкла подчиняться строгому режиму дня. По мнению Джулии, распорядок — единственная защита от хаоса жизни. Джек тоже любил порядок, что не удивительно, учитывая специфику его профессии. Пилот должен быть безотказным, как машина, иначе жди беды. К удивлению Кэтрин,

педантичность мужа заканчивалась, как только он покидал территорию аэропорта. В личной жизни Джек предпочитал спонтанность и всегда был готов к неожиданностям. Он то и дело озадачивал жену, предлагая поехать в Портсмут и пообедать в ресторане или забрать Мэтти из школы и пойти покататься на лыжах.

Кэтрин проехала мимо здания средней школы, расположенного чуть в стороне от центральных кварталов Эли. Получив степень бакалавра, лет семь назад она устроилась здесь на работу. Старое кирпичное строение с высокими окнами было возведено давным-давно. Оно казалось ужасно древним даже в те годы, когда там училась бабушка Джулия. Тогда фабрики еще не закрылись, и в школе училось гораздо больше детей, чем сейчас.

Далее тянулись жмущиеся друг к другу побеленные домики с черными ставнями, огороженные белыми заборами. Большинство зданий были построены в постколониальном и викторианском стиле, хотя попадались дома, возведенные еще в конце семнадцатого века. Это было самое сердце Эли, придающее городку его неповторимость и особое очарование. Однако чем дальше от центра, тем реже становилась застройка. Вскоре появились заросшие хвойными деревьями участки земли, то тут, то там между одиноко стоящими домами простирались болота с вонючей солоноватой водой. Последние три мили вдоль шоссе оставались незастроенными.

Свернув на боковую дорогу, Кэтрин прибавила газу. С каждой сотней проеханных ярдов подъем становился все круче. Нигде в доме не горел свет. Должно быть, бабушка и Мэтти еще спали.

Затормозив, Кэтрин вышла из машины и остановилась, вслушиваясь в тишину раннего утра. Ее всегда очаровывало это безмятежное спокойствие, краткая передышка перед дневной сутолокой и шумом. Под ногами лежал снежный покров, не успевший растаять за три дня, прошедшие со снегопада. Только на камнях снег под воздействием прямых солнечных лучей превратился в лед.

Поскольку дом Джулии стоял на склоне холма, это несколько затрудняло жизнь его обитателям — было сложно каждый день ходить за продуктами. Зато отсюда открывался чудесный вид, особенно если смотреть на восток. Дом был построен в середине девятнадцатого века зажиточным фермерским семейством и первоначально служил чем-то вроде флигеля. С одной стороны к зданию вела узкая дорога, с другой его ограждала невысокая каменная стена. За каменным забором раскинулся аккуратный яблочный садик, дающий каждый год в конце лета богатый урожай покрытых пылью краснобоких плодов.

Захлопнув дверцу машины, Кэтрин зашла через незапертую дверь в дом. Бабушка не любила замков. Входные двери не запирались ни когда Кэтрин была еще маленькой, ни даже сейчас, когда большинство жителей Эли врезали в свои двери замки.

В кухне в нос Кэтрин ударил специфический букет запахов домашнего апельсинового бисквита и лука. Сняв парку, Кэтрин положила ее на стул в гостиной.

Несмотря на то что дом был трехэтажным, его общая площадь была небольшой. Попросту говоря, домик был тесноват. После смерти родителей Кэтрин, уступив настойчивым уговорам бабушки, переселилась в их бывшую спальню на третьем этаже. Подавив в душе смутные сомнения, она перенесла туда свои вещи и книги. На втором этаже размещались две крошечные спаленки, одну из которых занимала

Джулия. Первый этаж был отведен под гостиную и кухню. В гостиной стояла мебель, приобретенная Джулией и ее мужем в год их свадьбы: потертый бархатный диванчик буроватого оттенка, два мягких кресла, у которых не мешало бы сменить обивку, небольшой столик, коврик на полу и рояль, занимающий больше места, чем следовало бы.

Держась одной рукой за перила, Кэтрин взобралась по крутой лестнице на третий этаж. Теперь это была комната Мэтти. Здесь девочка ночевала, когда гостила у прабабушки. Подойдя к окну, Кэтрин немного отодвинула одну из штор. Хлынувший в щель свет вырвал из полумрака свернувшуюся калачиком спящую дочь. Набитый ватой тигр валялся на полу, сброшенный во сне с кровати. Девочка накрыла голову одеялом, так что видны были лишь ее волнистые волосы.

Кэтрин на цыпочках подошла к стоящему у кровати стулу и уселась, не отрывая глаз от дочери. Будить ее она не стала. Пусть поспит, отдохнет, а она подождет, пока Мэтти не проснется.

Дочь приподняла голову с подушки и повернулась на другой бок.

Солнце уже встало, и его лучи пробивались через щелочку между задернутыми шторами, образуя на левой стороне двуспальной кровати гигантское пятно солнечного света. Эта кровать красного дерева принадлежала еще родителям Кэтрин. Иногда женщина задавалась вопросом: чаще ли ее родители занимались любовью, чем она с мужем? И если да, то не из-за того ли, что раньше кровати делали гораздо меньших размеров, чем сейчас?

Дочь замычала что-то нечленораздельное во сне и свернулась калачиком. Кэтрин встала, подобрала ватного тигра и положила его у изголовья Мэтти. Она ощутила теплое дыхание дочери на своей руке. Почувствовав, должно быть, присутствие матери, девочка пошевелилась. Кэтрин прилегла рядом с нею на кровать и крепко обняла ее. Мэтти застонала.

Я с тобой, рядом, — сказала Кэтрин.

Дочь не произнесла ни звука. Кэтрин ослабила объятия и погладила Мэтти по нечесаной кудрявой голове. Девочка унаследовала цвет волос матери, а курчавость — от отца. От него же Мэтти унаследовала глаза разного оттенка. До недавнего времени девочка безмерно гордилась этой особенностью своей внешности, но период полового созревания привнес в ее характер существенные изменения. Любое отклонение от общепринятой нормы было для нее не источником гордости, а чем-то постыдным. Она даже стала носить контактную линзу на одном глазу, чтобы скрыть эту особенность своей внешности.

Сжав простыню пальцами правой руки, дочь потянула ее на себя. Кэтрин слегка отодвинула в сторону одеяло, закрывающее ее лицо. В зубах девочка плотно сжимала белую материю наволочки.

Мэтти!.. Пожалуйста!.. Ты ведь задохнешься.

Челюсти девочки вцепились в материю еще крепче.

Мать легонько потянула за наволочку, но Мэтти не ослабила хватки. Кэтрин слышала, что ее дочь тяжело дышит через нос. На ресницах дрожали слезы, вот-вот готовые скатиться по щекам вниз. Мэтти посмотрела на мать со смешанным чувством радости и гнева. Лицо девочки исказил нервный тик.

Кэтрин снова потянула за наволочку. Мэтти разжала зубы, и материя выскочила из ее рта.

Мэтти мылась в душе.

Бабушка Джулия стояла у плиты. На ней был короткий купальный халат в красную клетку поверх ночной сорочки, настолько старый, что помнил еще времена, предшествующие президентству Джимми Картера. Бабушка Джулия придерживалась мнения, что покупать новые вещи из-за прихоти просто недопустимо. Впрочем, другое ее правило гласило: «Если ты не надевала вещь в течение года, отдай ее в благотворительный фонд».